Императорский титул. Божиею поспешествующею милостию Мы Петр Третий, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштинский, Стормарнский и Дитмарсенский, Граф Ольденбургский и Дельменгорсткий, Князь Эстляндский, Лифляндский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея северные страны Повелитель и Государь; Иверские земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель.
Случайный гость
Сразу же после насильственной смерти «несчастного Петра III» (выражение А.С. Пушкина) и вплоть до конца ХХ века «третьего императора» государства Российского изображали как правителя в высшей степени непривлекательного. «Случайный гость русского престола, он мелькнул падучей звездой на русском политическом небосклоне, оставив всех в недоумении, зачем он на нем появился», — такой вердикт вынес Василий Осипович Ключевский.
Оценки других историков были столь же нелестными и уничижительными.
Во-первых, в плане государственной деятельности Петр III проводил антинациональную политику. «Вопреки национальным интересам России заключил мир с Пруссией, что свело на нет результаты победы русских войск в Семилетней войне. Ввел в армии немецкие порядки». Так утверждал «Советский энциклопедический словарь».
Во-вторых — в человеческом плане монарх был фигурой отталкивающей и едва ли не омерзительной. «Ограниченный самодур», «ненавистник всего русского», «холуй Фридриха II», «хронический пьяница» -гласили нелицеприятные отзывы историков, которые во многом базировались на тенденциозных воспоминаниях той, кто совершила государственный переворот и свергла Петра III с престола.
«Мемуары» Екатерины Великой сохранили для потомства отталкивающий образ ее незадачливого супруга. Сознательно сгущая краски, императрица стремится представить Петра III человеком, который совершенно не подходил для царской роли. Он любит выпить и, забывая о своем долге наследника престола, пьянствует с лакеями и им подобными придворными служителями.
«С десятилетнего возраста Петр III проявлял склонность к пьянству».
В результате злоупотребления горячительными напитками Петр Федорович якобы не знает, что такое милосердие, а женские слезы лишь провоцируют его жестокость.
«Вместо того, чтобы пробуждать сострадание, слезы и крики лишь пуще разжигали гнев великого князя, душе его жалость была тягостна и даже невыносима».
Петр Федорович не только малообразован, вспыльчив, груб и жесток. Он — «неспособный супруг» и великовозрастный «идиот», в зрелых летах с серьезной миной продолжающий играть в солдатики и обожающий детские игрушки.
«Однажды, когда я вошла в покои его императорского высочества в качестве миротворицы, взор мой поразила огромная крыса, которую великий князь велел по всем правилам судопроизводства повесить посреди кабинета, выгороженного по его приказу при помощи перегородки. Я спросила его, что означает сия картина, и он ответил, что крыса совершила уголовное преступление и заслуживает смертной казни по законам военного времени. Крыса перелезла через вал стоявшей у него в кабинете на столе картонной крепости и съела двух сделанных из крахмального клейстера часовых, несших караул на одном из бастионов, после чего великий князь велел судить негодяйку по законам войны. Крысу поймала его легавая собака, и преступницу было велено повесить, в чем я могу убедиться; висеть она будет в течение трех дней в назидание публике. Не сдержавшись, я расхохоталась над его сумасбродной выходкой. Однако ввиду той важности, кою он придавал сей казни, ему смех мой очень не понравился. Я удалилась, оправдываясь женским незнанием военных законов, однако он продолжал дуться на меня за мой хохот. В пользу крысы можно было бы сказать, что ее повесили, не допросив и не выслушав ее оправдания».
Княгиня Екатерина Романовна Дашкова, подруга императрицы, внесла незначительное уточнение, не меняющее общей безнадежной картины и негативного вывода: Петр Федорович не был создан для роли правителя государства Российского.
«Он не был зол, но ограниченность его ума, воспитание и естественные склонности выработали из него хорошего прусского капрала, а не государя великой империи», — писала княгиня Дашкова.
Так судили о «третьем императоре» его непримиримые враги.
Законотворческая активность
Однако на излете «безумного и мудрого» XVIII столетия Николай Михайлович Карамзин, призывая к исторической справедливости, со страстной запальчивостью заявил, что «обманутая Европа все это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников. Строгий суд истории, без сомнения, его упрекнет во многих ошибках, но та, которая его погубила, звалась — слабость…»
Портрет Петра III кисти неизвестного художника. Фото: Википедия
Строгого суда истории пришлось ждать ровно два столетия. Лишь в конце ХХ века петербургский историк Александр Сергеевич Мыльников, вступив в воображаемый мысленный диалог со своим героем, написал тщательно фундированную и основанную на неопубликованных архивных документах книгу «Петр III». Историк предпринял удачную попытку отказаться от привычных стереотипов и мифологем в отношении «несчастного Петра III» и дал взвешенный и объективный портрет «третьего императора», в своей государственной деятельности не только продолжившего внутреннюю политику своего родного деда Петра I, но и внесшего в нее ощутимый элемент гуманности. С одной стороны, Петр III безусловно продолжил укрепление крепостного права. С другой — впервые в российском законодательстве убийство крепостного было квалифицировано как «тиранское мучение» и безусловно запрещено. Слово не расходилось с делом. Сенатским указом 25 февраля 1762 года за доведение до смерти дворового человека воронежский поручик В. Нестеров был навечно сослан в Нерчинск.
Законотворческая активность Петра III была из ряда вон выходящей. За время 186-дневного царствования, если судить по официальному «Полному собранию законов Российской империи», было принято 192 документа: манифесты, именные и сенатские указы, резолюции. И хотя многие из этих указов и манифестов готовились еще при Елизавете Петровне, издал их именно Петр III, с самого начала своего правления рьяно взявшийся за государственные дела. «Уже с утра он был в своём рабочем кабинете, где заслушивал доклады <…>, потом спешил в Сенат или коллегии. <…> В Сенате за наиболее важные дела он брался сам энергично и напористо», — писал о своем былом подопечном его бывший воспитатель Якоб фон Штелин.
Далеко не всегда плоды этой энергичной деятельности были во благо России. Петр III, решив последовать примеру Петра I, по совету известного прожектера графа Петра Ивановича Шувалова начал массовую перечеканку полновесной медной монеты своей предшественницы Елизаветы Петровны. При перечеканке монеты происходило автоматическое удвоение ее номинала. Из пуда меди чеканили 32 рубля мелкой монеты. Эта необдуманная мера не успела привести к серьезному расстройству финансов Российской империи. Сразу же после свержения Петра III с престола его легковесные монеты были изъяты из обращения и переработаны по прежней весовой норме.
Однако другие итоги государственной деятельности Петра III не прошли бесследно и сохранились на страницах истории государства Российского.
1762, 12 февраля — по личной инициативе императора европейским державам направлена Декларация об установлении мира в Европе.
18 февраля — объявлен манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». Здесь он сообщил о намерении освободить дворян от обязательной государственной службы. Генерал-прокурор А.И. Глебов предложил Сенату от имени благодарного дворянства воздвигнуть золотую статую императора. Узнав об этом, как писал С.М. Соловьев, Петр III ответил: «Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих подданных».
21 февраля — объявлен манифест об упразднении Канцелярии тайных розыскных дел и о передаче ее обязанностей в Сенат.
Февраль — апрель — опубликованы манифесты и указы о прекращении преследования старообрядцев, закреплении принципов веротерпимости и о передаче в государственное управление монастырских имений вместе с крепостными крестьянами.
24 апреля (5 мая) — подписан мирный договор между Россией и Пруссией.
8 (19) июня — подписан Союзный трактат с Пруссией о дружбе и взаимопомощи.
Неожиданный вывод
В течение столетий Петру III предъявляли обвинение в нарушении национальных интересов России за сближение с Фридрихом II и безвозмездное возвращение ему Восточной Пруссии, завоеванной силой русского оружия. Эти голословные обвинения лишь лили воду на мельницу «просвещенной» Европы, неустанно упрекающей «варварскую» Россию в беспрерывной территориальной экспансии. Историк А.С. Мыльников посмотрел на ситуацию в масштабе большого исторического времени и сделал парадоксальный вывод: «Опыт истории подтвердил значимость договоренностей, достигнутых в 1762 году. Как бы ни оценивать пропрусские симпатии Петра III, замирение с соседней страной на добрые полтора столетия заложило основы российско-германского добрососедства как одной из существенных гарантий мира в Европе». Совершив этот неординарный поступок, Петр III дал в руки своим потомкам весомый аргумент в непрекращающейся информационной войне. Завоеванная русским оружием и возвращенная прусскому королю Фридриху II Восточная Пруссия — таков ответ России на извечный вопрос Европы: «Где ваш патент на благородство?» Ни одна из европейских стран не имеет в своем арсенале ни одного подобного аргумента.
Еще дореволюционный российский историк Сергей Спиридонович Татищев (1846-1906), проанализировав законодательную деятельность Петра III и Екатерины Великой, пришел к выводу: «Как ни велико, на первый взгляд, различие в политических системах Петра III и его преемницы, нужно, однако, сознаться, что в нескольких случаях она служила лишь продолжательницей его начинаний». Современные исследования подтвердили обоснованность этого умозаключения: законодательные акты, принятые за время короткого правления Петра III, во многом стали фундаментом для последующего 34-летнего царствования Екатерины II. Следовательно, «третий император» был не исторической случайностью, как его долгое время представляли, а необходимым связующим звеном между правлениями Елизаветы Петровны и Екатерины Великой. Именно в этом заключается его неоспоримое право на признательность потомков.