Никогда не продавал своих картин, которые представляли собой историю Родины. Всегда дарил. Еще от родителей знал: “Продал – потерял, подарил – приобрел”. И еще признавался, что ему непросто подступиться к пустому, белому холсту. Мог месяцами не начинать новую работу, хотя эскизы уже были готовы.
Родившийся на Алтае, проведший годы учебы в Харькове и Москве, в 1951 году приехал в Воронеж и уже до конца своих дней был породнен с этим местом искренней привязанностью и глубоким чувством исторической сопричастности.
Поначалу был вполне “благополучным” и “удобным”: рисовал строения Нововоронежской атомной электростанции, устремленные в небо трубы заводов синтетического каучука, шинного. Раскрашивал индустриальными пейзажами Дома культуры и официальные кабинеты. Получал поощрения, благодарности и дипломы.
Всё перевернула поездка на Кольский полуостров.
Ночь в Мурманске провел в беседах с бывшим майором, воевавшим в здешних местах. Майор имел много претензий к художникам и писателям, которые войну подавали совсем не такой, какой она была на самом деле. И совсем вышел из терпения майор, когда узнал, что сидящий перед ним художник – тоже, как и он, участник войны, связист, тянувший телефонные провода под шквальным огнем. А вот – рисует “что прикажут”…
Василий Павлович Криворучко (1919-1994).
Словом, пропало у Василия Павловича то лето. Не стал писать причалы и выбирающих тралы. Проехал по тем местам, из которых “еле живым вышел” майор. Когда увидел, то подумал: “Тут бы и Верещагина оторопь взяла…” Увидел тундру, усеянную костями. Насколько глаз хватает – до самого горизонта. Спустя годы узнает, что в этих труднодоступных районах не захоронено несколько десятков тысяч защитников Заполярья.
Осенью того же года поехал на Поле Куликово. Увидел заброшенный старый дом: окна забиты, только в одном оставлена подслеповатая щелочка. Подле на завалинке сидела женщина, по морщинам которой катились слезы.
– Как жизнь, мамаша? Чем занимаешься? – решил подбодрить.
И она ответила спокойно:
– Мужа жду. С войны не вернулся. На детей похоронку получила, а на него – нет.
И вот тогда-то всё соединилось: возмущение майора, косточки в Заполярье, судьба одинокой женщины на краю исторического Поля…
“Не так жили в моем доме! Как вернуть людям понятие чести, добра?! Стал искать ответ в прошлом. Я с участниками Куликовской битвы стал разговаривать, как с живыми. Образ каждого ощущал очень зримо. На самом-то деле я ровесник ребят из войска Дмитрия Донского…”
В областной печати появились статьи, обвиняющие Криворучко в уходе от действительности. А фронтовик резал в ответ правду-матку:
“А кто мне указ? Сам себя назначаю ответственным – сам перед собою и отвечаю за сделанное или не сделанное. Так легче дело вершить”.
Среди первых он поднял голос в защиту Успенской церкви, от стен которой отчаливали первые корабли русского военного флота Петра I. Собирал и хранил до нужного часа документы о том, что дом N3 по проспекту Революции – именно тот, в котором родился Иван Бунин. Объединил вокруг себя единомышленников. Скольких он обогрел, приютил!..
“Надо бороться за человека. Сохраним в человеке человеческое – обеспечено и человеческое отношение к прошлому… Спасал Россию всегда Человек – знающий, думающий, тонко чувствующий. Человек-философ и великий созидатель. Такие, как Андрей Рублев, Сергий Радонежский… Созидатели духа”.
Его трудно было застать дома. Но была в году дата, когда отыскать Криворучко можно безошибочно. 8 сентября на поле Куликовом. С этюдником. В окружении пришедших поклониться славным сынам прошлого.
Под Новый год он покупал мешок конфет, игрушек и во дворе своего дома устраивал замечательные ёлки, слава которых прошла по всему городу. А какие столы в этом дворе накрывали в День Победы!..
Тридцать лет назад он ушел из жизни. Но его работы продолжают согревать людей во множестве российских галерей и частных коллекций в Финляндии, Швеции, Бельгии, Чехии, США, Италии.
“Когда встречаюсь с детьми – мне вообще никаких лет нету. Только жить начинаю…”.