Теперь к «Турандот», «Аиде» и «Пиковой даме» добавилась «Мадам Баттерфляй», телепремьера которой состоялась в минувшее воскресенье. Один из шедевров Джакомо Пуччини предстал в необычной версии, практически не известной современному зрителю — в первоначальном варианте, который 120 лет назад стал оглушительным провалом в миланском театре «Ла Скала» и больше на сценах мира не возникал.
Зачем это было нужно, если версия оказалась провальной? Но такова давняя установка «Геликона»: относиться к самому процессу творчества музыкальных гениев как к увлекательнейшей странице мировой культуры. Этот театр стал не просто средством увеселения публики, но — исследователем. «Геликону» реально удается увлечь этой идеей свою публику. Не так давно мы с восторгом слушали впервые в России зазвучавшее мощное симфоническое полотно — полную увертюру к «Аиде».
Верди ее готовил к миланской премьере 1872 года вместо привычной нам прелюдии, но рукопись появилась слишком поздно, оркестр не успевал ее освоить, и Верди вернул первый короткий вариант, который мы обычно и слушаем. Ставя «Турандот» Пуччини, Дмитрий Бертман дерзнул закончить оперу на той трагической точке, на которой ее оборвала смерть композитора, и не стал завершать свой спектакль написанной его друзьями-коллегами утешительным финалом.
И вот теперь — неведомый нашим меломанам вариант «Баттерфляй». Это уже фундаментальный переворот в нашем восприятии хрестоматийной оперы: слушаешь хорошо знакомую музыку с чувством, что она неуловимо другая. И ритмы развития действия иные: спектакль разросся, увеличился объем драматических речитативов, сместились акценты, возникли целые сцены, о которых мы не подозревали — с прибывшей из Америки супругой неверного Пинкертона, возникла самостоятельная тема самурайского клинка, символа и способа восстановить поруганную честь.
Изменился и образ Пинкертона (в видеоверсии снимался Сергей Абабкин) — романтического любовника в белой офицерской форме, казавшегося безупречным в роскошном дуэте первого акта. Этот дуэт так властно уносит слушателя в заоблачные высоты, что ослепленность героини уже готов разделить и зритель. Но к финалу неверный будет полностью развенчан, ореола больше нет. Теперь это трусоватый нашкодивший гулена, передоверяющий все щекотливые объяснения супруге. И это не просто личная драма Баттерфляй, это трагическая сшибка разных миров, разных представлений о морали и чести.
Конечно, можно понять и публику того первого, провального спектакля в Милане: перед нею предстало безразмерное полотно, избыточно мелодраматичное, с явным перевесом речитативов и кажущимся дефицитом прекрасных, но немногих арий и дуэтов, которым еще предстояло стать шлягерами. Провисы и заторможенность и теперь ощутимы в последней трети оперы, где полная надежд Баттерфляй с верной Сузуки и маленьким сыном ожидают приезда Пинкертона. Идут развернутые симфонические картины, которые режиссер иллюстрирует то сновидческими, а то и реалистическими, как в немом кино, грезами героини, чтобы потом резко опустить их к суровой правде. Я не видел спектакль на сцене, с изумлением и восторгом смотрел его в телеверсии, и не могу утверждать, что увиденное в точности воспроизведено в театре, но знаю, что «Геликон» давно сделал невозможное зримым — в любом случае прием эмоционально работает, хотя и кажется чрезмерно затянутым.
Выбранный материал ставил перед актерами-вокалистами задачи чрезвычайно сложные. Им нужно петь то, что сызмальства на слуху, но — иное. Иногда — чуть иное, иногда — только созвучное хрестоматийному, проступают контуры любимых мотивов. И наконец, значительно большая роль теперь отведена чисто драматической игре. Актеры это испытание выдержали с блеском: их крупные планы, чутко зафиксированные камерами операторов Алексея Ермолова и Евгения Филиппова, умножают эмоциональное воздействие музыки, доводя его до недоступных театру вершин — там живое действие отделено от зрителя дистанцией, здесь — вот эти бездонные глаза, рядом.
Здесь не место подробно анализировать вокальный уровень спектакля, в этом театре традиционно высокий. В телеверсии, кроме этой безупречности, поражает еще и актерское качество исполнения. Комок подкатывает к горлу уже при виде упрямо верящей в возвращение любимого Баттерфляй и уже все понявшей мудрой Сузуки (Лидия Светозарова и Ксения Вязникова), этот дуэт становится одним из потрясений спектакля. Баттерфляй в спектакле — личность сильная и цельная, она в плену не столько своих иллюзий, сколько мощных внутренних императивов, заставляющих ее верить, несмотря ни на что. Обрушение веры — катастрофа полная и бескомпромиссная. Уход Баттерфляй режиссер решает в контурах греческой трагедии с античным хором, который обдуманно снижает патетику сцены до уровня вполне современной прагматики. Здесь в самом пластическом рисунке заложен сложный контрапункт возвышенного и земного, расставание с еще одной мелодраматической иллюзией. Так что главные аплодисменты — все это прочувствовавшему и сотворившему Дмитрию Бертману. Достигшему совершенства оркестру театра под руководством маэстро Марко Боэми. И, разумеется, режиссеру поразительно чуткой к музыке видеоверсии Татьяне Мироновой.