Журнал “Graphosphaera” представил любопытное исследование под названием “Настенная крамола русского Просвещения: эпиграфические эфемериды XVIII в.”. Статья опубликована руководителем научного проекта “Свод Русских Надписей / Corpus Inscriptionum Rossicarum” Александром Авдеевым.
writing.igh.ru
Исследователь первых русских граффити Александр Григорьевич Авдеев.
Научная статья рассказывает о малоизвестном факте из русской истории, а именно о борьбе городских властей с провокационными уличными надписями.
Борьба оказалась не самой успешной, поскольку подобные граффити появляются на улицах российских городов до сих пор. Исследователи проследили историю их появления. Оказывается, первые такие надписи появились в 1708 году в нижегородском кремле и призывали к бунту.
Так, нижегородский воевода Никита Кутузов сообщил главе Преображенского приказа князю Ромодановскому о том, что “в 708-м году маиа в 14 день в Нижнем Новегороде явились воровские подписи леквасным мелом у Дмитреевских ворот, подписано: “быть бунту, что и в Астрахани”.
Еще несколько подобных надписей появились в других частях города. Исследователи связывают эти надписи с отголосками восстания Кондратия Булавина, прокатившимися по Нижнему Поволжью.
По одной из версий, надписи были выполнены сподвижниками крестьянского атамана Гаврилы Старченко, который в течение 1708-1710 годов разбойничал на Волге в районе Костромы – Нижнего Новгорода.
“Опыта борьбы с открытой всеобщему обозрению “эпиграфической крамолой” у местной администрации не имелось, – пишет д.и.н. Александр Авдеев, профессор Историко-филологического факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. – Воевода Кутузов предпринял решительные меры для сохранения надписей и ожидал царского распоряжения об их дальнейшей судьбе”.
Но Кутузов просчитался и поплатился, поскольку Петр I за нерасторопность лишил его должности. Во второй надписи, описанной в научной статье и процарапанной в 1740 году на паперти Спасо-Преображенской церкви в Угличе, священник этого храма Петр Павлов назвал местного воеводу плутом.
Расследованием занимался сам воевода Михаил Исленьев, применивший весь имевшийся у него административный ресурс. Хулительная надпись вызвала негодование воеводы как порочащая его честь и достоинство. О надписи, кстати, он узнал из доноса.
Воевода жаждал показательно наказать автора крамольной надписи, которая касалась лично его. Но священник Петр Павлов бежал из Углича. Кстати, расследование было официальным – в журнале также опубликовано оригинальное “Дело об оскорблении Угличской провинции воеводы Михаила Григорьева Исленьева попом Угличской соборной церкви Петром Павловым”.
Как поясняет Александр Авдеев, подобные надписи представляли собой эпиграфические эфемериды, входившие в состав городской графосферы. Это был один из видов открытых ко всеобщему обозрению средств неофициальной массовой информации.
Как и в наше время, такие граффити в основном появлялись на стенах зданий и заборах. В какой-то момент явление стало массовым, хотя, как отмечают авторы исследования, мотивы их создания не всегда были ясны.
Существовали такие граффити недолго – вероятно, их быстро стирали борцы с крамолой. Возможно, что граффити появлялись и раньше, но об уличных надписях средневековой Руси практически ничего неизвестно.
“Видимо, одним из первых, кто оставил свидетельство об их существовании был капитан Жак Маржерет, французский наемник на русской службе, – пишет исследователь.
По его словам, вскоре после венчания на царство Василия Шуйского “на воротах большинства дворян и иностранцев” появились надписи, сообщавшие, “что, поскольку они суть предатели, Император Василий Шуйский приказывает дать черни указанные дома на разорение”.
Эти надписи Жак Маржерет назвал “воровскими” и связал их с придворными интригами, которые “вызвали беспорядки в столице, подавленные “с некоторым трудом”.