Бывает порой, кажется, что встреча с человеком, которого видел всего один раз, забудется навсегда. Наверное, для гражданской жизни это вполне нормально. Всех в памяти точно не удержишь. Но, все, с кем посчастливилось пообщаться на «передке», врезались в мою память, словно их выжгли каленым железом. Лица, лица, лица. И таких людей точно в трамвае не встретишь…
Трамваи тоже везут на войну
Вернее, они едут в том же трамвае, что и мы, но про них совсем не скажешь, что, например, вот этот седой мужчина в бейсболке и веселеньких шортах-бермудах подбил немецкий танк. А этот совсем молодой паренек, с торчащими из ушей беспроводными наушниками, вытащил на себе из-под огня десятки израненных товарищей.
Героев вокруг нас тысячи. Просто мы их не замечаем. И не потому, что невнимательные или бессердечные. Мы просто отделены друг от друга некой невидимой стеной. Живем почти что в разных мирах, хоть и едем одном трамвае.
Ребята, побывавшие за «ленточкой, видели и делали то, что большинство из нас видело только в кино, и сделать так и не решились. Они отдавали и продолжают отдавать долг Родине не только за себя, но и за нас…
А всё это длинное вступление я рассказал потому, что когда недавно сел в ростовский трамвай, то первым на кого обратил внимание, был высокий, крепкий парень в камуфлированной кепке и армейских штанах расцветки «зеленый мох». Лицо его мне показалось очень знакомым. «Неужели «Большой?» — подумал я. — А откуда он в Ростове?».
Это действительно оказался «Большой», 36-летний доброволец из отряда БАРС-3 Иван Ежов. Он ехал к своим, в Запорожье. В начале на полигон, а затем армейскими грузовиками «за ленточку». Мы поговорили. Я пообещал выбить к ним командировку и вышел, а он поехал дальше…
Запорожье словно сжавшаяся до предела пружина
В командировке на южном фланге СВО был несколько раз, но никогда не возникало столь странного ощущения, как сейчас. Кажется, всё спокойно, но в воздухе прямо чувствуется, словно тонко и противно звенит, какая-то невидимая струна.
— Кажется кругом не особенно «шумно», — сказал я комбату третьего БАРС Алексею Тарасову с позывным «Дядька». — Но меня не покидает странное ощущение какой-то сжимающейся до предела пружины. Словно ещё немного, она разожмется и ударит.
— Примерно так и есть. Сравнение точное, — поддержал меня комбат. — Обстановка действительно напряженная. Мы их давим на нашем участке. Зачищаем «струны» от «синих» (новое обозначение украинских боевиков, которое услышал в Запорожье — прим. авт.), отгоняем подальше в сторону Днепра. Понемногу берем опорники. Закрепляемся. Опять идем вперед. Недавно соседи из 503-го разнесли в хлам мощнейший опорник ВСУ, который нам с прошлого лета покоя не давал. Оттуда и огнем нас полоскали, и «птичек» засылали. В общем, понемногу вперед движемся. Всем хочется, конечно, побыстрее. Так жахнуть, чтобы разнести противника в пух и перья, но нас пока придерживают. Говорят ждите. Ваше время придет. Вот и ждем.
— «Дядька», а я тут недавно на «гражданке» вашего «Большого» встретил в трамвае. Он говорил, что к вам едет, — спросил комбата.
— Уже здесь. На «передке». Скоро роту примет. У него опыт большой. Он прошлым летом украинское наступление уже взводным встречал. Они тогда отлично поработали. Не пропустили «немцев». А зачем он тебе? — с хитрецой спросил комбат. — Даже не думай! На «передок» не пущу. Там сейчас лупят не по-детски. Скоро «Большой» подъедет на КП (командный пункт) доложить о принятии подразделения, вот здесь и поговоришь.
Душа рвалась в бой, а сделать шаг было трудно
— Я и не думал, что ты здесь окажешься, — удивился Иван Ежов с позывным «Большой», когда увидел меня в штабной землянке.
— «Дядька» к тебе в роту не пустил, говорит опасно, — объяснил я.
— Хорошо. Сейчас отрапортую и поговорим, — кивнул ротный командир и ушел на доклад к командиру батальона.
Через полчаса мы уже сидели в подземной ротной столовой. Пили чай и разговаривал, наверное, часа четыре. Ждали пока посереет и Ивану можно будет прорываться к себе на передок.
— Я же практически гражданский человек. В армии служил, но воевать не воевал. Когда СВО началось думал, что делать. Душа рвалась в бой, а сделать шаг, скажу честно, было трудно. Даже мысли поначалу были, что и без меня и таких как я там разберутся, — неспешно начал рассказ Большой, как бы заново переживая те первые дни, когда решил пойти добровольцем. — Но, когда наши стали откатываться, понял, что пора. Знаешь, так себе и сказал: «Если я не пойду, если другой не пойдет, то кто же тогда воевать-то будет». Но всё равно думал, что таких, как я мало. А когда попал в третий БАРС увидел, что здесь наших много.
Тут всё зависит от головы, от комбата. Он так и говорит, что никого сюда насильно не тянул. Здесь не деньги зарабатывают, а служат и страну защищают. Был тут один, который всё «зарплату» плюсовал в блокнотике, а как лететь начало прошлым летом, сразу обделался. Больше его в нашем отряде я не видел.
Мандраж бьет пока не прозвучат первые выстрелы
На время наш разговор прервали. «Большого» снова вызвал к комбату, а я думал, что какая странная вещь. Сейчас в запасе и отставке очень много офицеров советской школы. Вполне себе здоровых и бодрых военных пенсионеров, а здесь их почти не встретить. Из тех, кого сам видел, именно из кадровых военных, в основном лейтенанты, «старлеи» да капитаны. Все, кто выше в звании, на пенсии. Говорят свое отслужили и долг отдали. А рядовые, как «Большой» служат, и становятся отличными боевыми командирами.
Иван Ежов вернулся быстро и объяснил, что комбат расспрашивал о последнем налете «Бабы Яги» на их выносной пост наблюдения.
— А расскажи и мне, — тут же попросил я.
— В целом налет, как налет. Я-то под налеты и обстрелы попадал не раз. Просто этот для меня первый в третьей командировке. Странно звучит, конечно, но так и есть, – Иван поставил чайник на газовую горелку и продолжил рассказ. — Комбат сразу по моему приезду объявил, что назначит меня на роту. Позиция для меня новая. А я всегда всё сам проверяю, обхожу. Решил, что, пока не ротный, на каждом посту подежурю. Узнаю. Пойму. Оценю. Здесь мелочей не бывает. Мне жизни людей доверяют. Короче слушай.
«Большой» облокотился на стенку блиндажа, за которой суетились мыши, набежавшие к холодам с ближайший полей, и повел рассказ дальше.
— Над нашей «струной» частенько летают украинские дроны. Мы их фиксируем, но сами не трогаем, чтобы место не рассекретить. А тут кто-то из соседей рядом с нами подстрелил «Бабу Ягу». Подбил, но не добил. Она сбросы сделала и утянула к себе, а вскоре, как я понимаю, её «подружка» решила отомстить, тем, кто поближе. То есть нам. Вот здесь-то опыт двух командировок и не подвел. Предупредил бойцов. Зашли в самый укрепленный блиндаж и тут началось. Первый кумулятивный заряд сбросили на пулеметную точку. Прожгло насквозь крышу и даже на полметра в землю. Там, кстати, должен был стоять я. Бог миловал. Потом бросили заряды по блиндажу. Его тоже сильно повредило. Но из ребят никто не спал. Все были в готовности. В общем отделались звоном в ушах. Эта история прежде всего о внимательности и опыте. Не сделай мы выводы из первой атаки, могли бы многие погибнуть.
Я для себя отметил, что, рассказывая, казалось бы, о том, что именно его личный опыт помог сохранить жизни подчиненным, он говорит «мы». «Мы сообразили», «мы сделали», «мы подумали».
— Ваня, а страшно-то вот так под взрывами стоять, — не удержался и спросил я.
— Мандраж быстро проходит, — ответил Иван. — Знаешь, после боев летом прошлого года, когда на нас наступали, я понял, что в бою лениться нельзя. Надо работать огнем. Страх как-то сам собой пропадает. В бою надо заниматься своим делом – уничтожать врага. Тогда для врага ты сам становишься смертью.
Попрощаться с новым командиром роты из блиндажа вышел комбат «Дядька». Он пожал «Большому» руку и сказал: «Давай, я в тебя верю».
Отправив «уазик», командир добровольцев обернулся ко мне: «А знаешь почему «Большой» сейчас здесь? Он пару месяцев назад написал мне в «телеге» и спросил: «Правда у вас «горячо», как говорят по телеку?». Я коротко ответил «Да».
<!—Расположение: —>