В конце концов, что такое семь залов для собрания человека, чья коллекция едва умещалась в два специально построенных для нее Щукиным музейных здания? Свою необъятную коллекцию вместе с домом, библиотекой и картинной галереей Петр Иванович передал Историческому музею еще при жизни, в 1905 году. Восточные вещи составляли около пяти процентов его легендарного собрания. Но, когда в 1918 году создавался Музей Востока, именно эта часть коллекции Петра Ивановича стала основой нового музея.
Фото: Сергей Куксин/ РГ
Узорчатые восточные ткани, украшения, инкрустированная мебель, персидские и индийские миниатюры, изящный китайский чайничек для вина, фарфор и расписные иранские блюда, изящные рукописи, лаки из Индии, Китая, Японии, Турции, Ирана — эти сокровища из собрания Петра Ивановича демонстрировались на тематических выставках, но никогда не показывались как целостное собрание. Кураторы Полина Коротчикова и Софья Чертихина смогли реконструировать коллекцию восточных редкостей Петра Щукина, рассказать ее историю — в том числе в документах, фотографиях, книгах. Но не менее важно, что эта выставка, может быть, впервые за столетие позволяет поближе познакомиться с колоритной личностью страстного коллекционера, щедрого дарителя, которого знали вся Москва, антиквары Парижа, Стамбула, Стокгольма, Петербурга, музейщики Германии, Франции, России.
Фото: Сергей Куксин/ РГ
В глазах же московских обывателей Петр Иванович оставался московским чудаком, среди причуд которого числились музей; мадемуазель, привезенная из Франции вместе с ее мамой и успешно потом отсудившая у бывшего возлюбленного солидную сумму после того, как он, наконец, решил жениться в 55 лет на вдове из Нижнего Новгорода; строгая экономия во всем, что не касалось музея. Даже генеральское пальто на голубой подкладке (а чин статского советника был пожалован Щукину по ходатайству министерства народного просвещения), которое слуга чистил на крыльце по утрам, служило предметом для шуток.
Возможно, немолодой невысокий человек в этом пальто и впрямь выглядел не слишком героически. Знакомые могли его в шутку назвать «почтеннейший кощей бессмертный», имея в виду страсть к собирательству. Но ни кощеем, ни скупым рыцарем Петр Иванович точно не был.
Архитектор Илья Бондаренко, который часто работал в библиотеке Петра Ивановича, вспоминал, что, когда ему понадобилось зарисовать старинные серьги и он обратился к Щукину, тот достал из шкафа большую жестяную коробку из-под печенья: «Вот выберите и в библиотеке зарисуйте». В жестянке, как писал архитектор, «были навалены изделия из жемчуга, серьги, перстни, кольца, панагии с бриллиантами».
Валентин Серов, когда работал над эскизами к балету «Шехерезада», который собирался ставить Михаил Фокин для «русских сезонов» Дягилева в Париже, тоже заглядывал в музей Петра Ивановича и внимательно изучал миниатюры из рукописи «Бабур-наме», созданные в Северной Индии в 1590-е годы. К слову, коллекцию этих миниатюр подарил Щукину Алексей Викулович Морозов.
Когда рассматриваешь сегодня на выставке эти листы, трудно отказаться от соблазна найти в них перекличку с «Шехерезадой» Серова. И кажется, что стремительное «Бегство мятежного эмира Хасан-Якуба с места охоты в Самарканд», приключившееся в 1494-1495 годах, продолжается в панно Серова для балета, поставленного Михаилом Фокиным в Париже 500 лет спустя. Мир этих миниатюр, утонченный и яркий, лишь на первый взгляд выглядит идиллическим. Тонкость письма, гармония композиции и яркость красок рисуют не идиллию, а эпос с картинами пиров, охоты, осады крепостей или, например, «состязания в быстроте езды во время отступления из Самарканда».
Музей Петра Ивановича Щукина был известен не только в России. Его восточная коллекция была хорошо знакома и европейцам. В 1910 году Щукина пригласили представить свою коллекцию на Мюнхенской выставке мусульманского искусства. Любопытно, что Щукин, который вошел в оргкомитет выставки, выбрал для показа персидские ткани и турецкие фелони. Немецкий антиквар и книготорговец Карл В. Хизерман, планировавший издание журнала «Восточный архив», просил разрешения опубликовать экспонаты из щукинской коллекции в первом номере. Лионский музей ткани даже попросил Щукина предоставить ему несколько экспонатов в их коллекцию. Их коллеги из Лувра собирались в Москву посмотреть щукинскую коллекцию «вживую».
И действительно, среди самых эффектных экспонатов выставки — турецкие, венецианские, иранские, китайские ткани XVI-XIX веков — шелковые и бархатные, узорные, с золотыми и серебряными нитями… Панно и ковры, бархатные наволочки восточных подушек, одежды с золотым шитьем… Но сам Щукин особо ценил кусок тебризского шелка ручной работы XVI века. На довольно большем куске ткани, купленной на стамбульском базаре в 1887 году, всадник в тюрбане ведет пленного со связанными сзади руками. Между ними — раскидистый платан с птицей Симург. За спиной всадника — фигурка женщины. При каждом повторе композиции меняется и направление, и колорит рисунка.
Про ткани Петр Иванович знал все. Не только потому, что текстильные мануфактуры стали основой семейного капитала, заложенного фирмой отца «Иван Васильевич Щукин с сыновьями». В 1870-х годах отец берет Петра с собой в Берлин, где тот начинает как волонтер в торговом доме, в котором оптом продавали бумажные и шерстяные ткани. Параллельно он ходит на лекции знаменитых физиков.
В 1874-м Щукин уже в Лионе. Вновь работает волонтером, но уже на текстильных фабриках Севена и Барраля. Год спустя он учится у г-на Пейо, написавшего руководство по ткацкому делу. Более того, сам учится ткать бархат у одного из лионских мастеров. А еще год спустя он уже поступает на службу в комиссионерский дом Р.Д. Варбурга и К. с жалованьем 2000 франков. В 1878 году отец посоветовал ему вернуться домой — его опыт должен был пригодиться в семейном торговом доме.
Уже тут впечатляет основательность подхода: лекции знаменитых физиков, волонтерская работа в торговых домах Европы соединяются с уроками у лионских мастеров. С точно такой же основательностью он относился к созданию коллекции. По воспоминаниям Бахрушина, Щукин «не собирает ничего, предварительно не собрав об этом предмете целую библиографию и не изучивши его по книгам». Он успел издать более 50 сборников с описанием вещей из своей коллекции, два путеводителя по музею, подготовленные им самим. О любимых предметах он мог прочесть целую лекцию с места в карьер. Мог купить на Всемирной выставке в Париже дивную витрину для миниатюр, но при этом в Москве ездить на самых дешевых извозчиках за 20 копеек.
Фото: Сергей Куксин/ РГ
Говоривший на трех европейских языках, он стремился собрать коллекцию, позволявшую проследить европейское и восточное влияние на отечественное искусство. Его интерес к востоку начинается… на Нижегородской ярмарке, где восток и запад встречались издавна. Щукины приезжали на ярмарку, разумеется, по торговым делам. И Петра Ивановича в один из первых приездов отец попросил зайти в персидские ряды купить домой ковер. Он зашел — и влюбился в персидское искусство. Самое поразительное, что он мгновенно оценил современное ему искусство эпохи Каджаров, которое многим тогда казалось не слишком утонченным по сравнению с древними миниатюрами.
Планом и видами Нижегородской ярмарки 1877 года и открывается «Восточный музей Петра Щукина». Фотографии музея Щукина, его библиотеки, раритетное издание его воспоминаний — словно портал, ведущий в мир коллекционера. Этот мир Петра Щукина при всем разнообразии и вещей впечатляет цельностью. Речь не только о цельности концепции и структуры выставки. Скорее, о том, что образ восточной коллекции Щукина предстал как живая проекция его личности. И в этом огромная удача выставки.