В игровом кино главный приз достался Наталье Назаровой с фильмом «Филателия», в анимационном — Александру Храмцову, снявшему ленту «Ручей, бегущий в горы»… Но фестиваль вдруг высветил отдельную проблему. Победителя среди документальных лент в этом году не выбрали. Как, почему? Конечно, это тоже повод задуматься о том, куда движется документальное кино сегодня. Так что наш разговор с режиссером и председателем жюри неигрового конкурса Алексеем Федорченко — вовсе не случаен.
Сегодня документальное кино в представлении многих зрителей — да часто и самих документалистов — это или разговор о социальных язвах, или какая-либо инклюзия (связанная с вовлечением в общественную жизнь людей с ограниченными возможностями). А может ли, должно ли документальное кино быть позитивным?
Алексей Федорченко: Документальное кино разное. То, которое показывают по телевизору, как раз наоборот, вполне себе позитивное. Но фестивали не очень охотно берут такие фильмы, даже если они хорошие. Почему? Штамп такой существует, что людям интересна мрачная сторона жизни. Все это идет, видимо, с начала 90-х, когда люди, соскучившиеся по реальности на экране, наконец ее увидели. Тогда выстрелила наша документальная школа на Урале и в Петербурге — начали снимать те самые язвы общества и всяких странных людей. Многие документалисты тем и живут и не могут или не умеют как-то иначе смотреть на мир. Это, кстати, видно и по нынешней программе в Выборге, где есть фильмы как будто «из 90-х»…
Не буду спорить — человеческая неприкаянность в кадре, убогость быта, хаос — все это фактурно. Как объяснял мне один документалист свое нежелание показать мир другим — он боится впасть в слащавость и пошлость.
Алексей Федорченко: Если за сладкой картинкой не скрываются какие-то глубинные смыслы, то, конечно, мы увидим пошлость и банальность. А когда есть второй, третий план, то это всегда интересно. Так что дело не в теме, дело в самом документалисте — есть ему что сказать или нет.
В программе документального кино выборгского кинофестиваля не было ни одной картины, подобной вашей «Колбасе Митрофана Аксенова». Ваш фильм — о неизвестном гении, который за десять лет до Эйнштейна предвосхитил теорию относительности. Это же непаханое поле — возвращать забытые имена.
Алексей Федорченко: Понятно, что надо возвращать, и вообще просвещать. Зайдите в интернет и посмотрите, сколько приверженцев теории плоской земли. Их тысячи, и они снисходительно общаются с нормальными людьми.
Что ж, тоже тема для киноисследования. Какие еще отметите тенденции в сегодняшней документалистике?
Алексей Федорченко: Очень любят снимать жизнь на Севере в самых разных ее ипостасях. Мне уже кажется, что я сам могу разделать оленя, потому что я посмотрел сотни фильмов про это. И, наверное, нет уже ни одного ханта, про которого не сняли кино.
Но и «российская глубинка» уже кажется заштампованной. Мало кто показывает ее так, как в вашем фильме «Монета страны Малави».
Алексей Федорченко: Да, но я-то как раз ехал снимать празднование очередного юбилея Шукшина именно с негативным настроем. Потому что до того на Шукшинских чтениях в 2014 году я увидел формализованное, забюрократизированное событие. Про это и хотел снять кино. Но когда я оказался на родине Василия Макаровича и познакомился с местными жителями, настоящими героями Шукшина, то бросил всю эту историю про торжества и стал снимать про деревенских людей.
Про селекционера-самоучку, который разводит виноград, и в то же время он философ и поэт. Про гармониста, не знающего нотной грамоты, но делающего потрясающие инструменты. Про мастера — лучшего берестянщика в стране… И я их не выбирал, они появлялись сами по себе. Я просто шел по дороге, а мне говорили: «Вот в этом доме живет мужик, он виноград разводит…»
Этой картиной два года назад открывался кинофестиваль «Окно в Европу». Сейчас вы в Выборге возглавляли жюри. Вопрос как судье: на что в первую очередь обращали внимание в документальных проектах?
Алексей Федорченко: На киноязык, есть ли какое-то новое слово. На интересные истории, которые рассказаны от начала до конца. И чтобы финал не был предсказуем. Чтобы кино рассказывало о каких-то аспектах жизни, с которыми я никогда не сталкивался прежде. Главное — выбрать интересную, не заезженную тему, или заезженную, но тогда показать ее по-другому.
Вообще считается, что в документальном кино есть три направления. Первые два — путь американского режиссера Роберта Флаэрти и нашего Дзиги Вертова. В первом случае это кинонаблюдение, когда ставится камера и мы долго смотрим, как разделывают оленя. А есть путь Вертова, когда документалист монтирует свое кино из уже снятого до него и он либо сам не снимает вообще, либо снимает минимально.
И есть еще популярное сегодня псевдодокументальное кино, которое фактически игровое. Эти три борющихся направления, так сказать, столкнулись и на прошедшем фестивале в Выборге.
Часто любят рассуждать о том, что документальное кино — все-таки художественное высказывание и этим должно отличаться от телерепортажей. Но в чем заключается творчество, когда фиксируешь разделку оленьей туши? Или жизнь улицы — с помощью камеры, установленной на окне?
Алексей Федорченко: А мы с Мариной Разбежкиной как раз сейчас сделали такой сериал — «Рисовый хлеб» называется. Когда Марина преподавала в Китае, она, ложась спать, ставила на окно камеру, которая снимала улицу, пока хватало карты памяти. И так было снято 80 часов. Поверьте, я оторваться не мог от этого видео.
В чем художественность? Это же просто концепт: Марина Александровна поставила камеру…
Алексей Федорченко: Во-первых, из полутора миллиардов человек, живущих в Китае, эта мысль — зафиксировать жизнь конкретной улицы, и конкретной лавки — пришла в голову только Разбежкиной. Получился «дзен-сериал». Документальное кино это еще и взгляд, ракурс. Вот, например, на «Послании к человеку» покажут мой альманах «Под ногами». Тоже скажете: подумаешь, земля, практически без людей. И тем не менее там есть четыре истории, которые я снял в Москве, Перми, Грозном и Вроцлаве.
А в чем суть фильма?
Алексей Федорченко: В том, что если внимательно смотреть себе под ноги, то можно увидеть много интересных историй. Надо просто всматриваться в окружающий тебя мир. Вот, например, в Выборге во время фестиваля люди видели северное сияние — фантастической красоты фотографии получились.
Это в Выборге? Вы меня не разыгрываете? От вас после псевдодокументального фильма «Первые на Луне» можно ждать любой фальсификации. Сейчас же «модно» все фальсифицировать с помощью нейросетей…
Алексей Федорченко: Во-первых, я не занимаюсь фальсификацией, это уже некий штамп. Просто я снимаю кино в разных жанрах, и «Первые на Луне» — всего лишь стилизация под документалистику.
А что касается нейросетей, то, конечно, мне не нравится, что доверие к документу исчезнет полностью лет через пять. И без того наша реальная история — настоящая фантастика, если тщательно подходить к фактам, а не жонглировать штампами.
Но в творчестве нейросети дают прекрасные возможности. Для «Колбасы Митрофана Аксенова» одна нейросеть написала музыку, а вторая собрала мне персонажа, поскольку никаких портретов и вообще каких-то описаний Аксенова нет в помине. Возможно, через какое-то время мы — в смысле люди, производящие какой-то художественный контент, — будем не нужны, но пока нейросети расширяют границы возможностей для творчества. Мы (Алексей Федорченко — сопродюсер «Кинокомпании 29 февраля». — Прим. ред.) сейчас работали над фильмом про блокадных мозаичистов. Это и игровой и документальный проект, и для него мы несколько месяцев обучали искусственный интеллект работе с анимацией в особой технике мозаики.
Не в обиду режиссерам игрового кино, документалистика сегодня кажется и разнообразнее, и умнее. И в этом смысле то, что документальное кино не кассовое, — ему во благо, избавляет от диктата шоураннеров и продюсеров.
Алексей Федорченко: Да, они отсекают все, что только можно, из боязни — это зрителя расстроит, это зритель не поймет, ему будет скучно. В итоге кино становится площе и глупее. Часто прокатчики не уважают своего зрителя, считают его глупее себя. И, как мы видим, не хотят показывать документальное кино. Вот, например, в Перми есть прекрасный фестиваль «Флаэртиана». Вы на нем были?
Увы…
Алексей Федорченко: Фестиваль, кстати, получил имя американского режиссера Роберта Флаэрти, поскольку следует его эстетическому принципу, который дословно звучит так: «человек проживает на экране часть жизни, сформулированную режиссером по законам драматургии». «Флаэртиана» существует почти 30 лет, я был на первом, в 1995 году. Сейчас президент фестиваля — Павел Печенкин, который создал модель правильного кинематографа.
Я вообще против призов. Они портят настроение
В этой модели объединено и производство, и прокат. Павел организовал сеть микрокинотеатров по всей области, и в итоге даже в деревнях смотрят документальные проекты. Он создал школу, в которой учат, как снимать и как смотреть документалистику. Пермь — единственный город в стране, где есть синематека документального кино. И все это сделал один человек, у него надо учиться. И что еще важно — как пример. Павел берется за детский дом с очень плохими показателями по криминалистике. Он начинает показывать ребятам документальное кино, и процент преступлений через три месяца в два-три раза ниже.
Почему же не распространяется эта практика по стране?
Алексей Федорченко: Потому что не везде есть такие подвижники кинематографа, как Паша Печенкин. В основном люди думают о деньгах, и лишь некоторые о творчестве.
А вы?
Алексей Федорченко: А я не могу разрабатывать эту схему, потому что мне интересно самому заниматься производством и больше ничем. Пока, во всяком случае. А возвращаясь к «Флаэртиане» — там показывают «сливки» мировой документалистики. Это большие, двухчасовые фильмы, в которых разворачиваются истории разных судеб жителей разных концов света. И с одной стороны, понимаешь, что они те же земляне, но ощущение, что перед тобой раскрывается какая-то другая планета. И фильмы, которые снимаются годами, в которых на твоих глазах люди рождаются, болеют, разводятся, сходятся, умирают, смотреть безумно интересно.
Что важно: на «Флаэртиане» нет принципа премьерности, который «убивает» многие фестивали. Главное — не показать первым, а показать лучшее.
И еще этот штамп — призы. Я несколько раз был в жюри «Флаэртианы», выбирать, кому дать Гран-при, — мучение, там каждый фильм гениален. Я вообще против призов. Они портят настроение. В зале сидят 15 человек, которые несколько лет своей жизни посвятили фильму, и их не вызывают, чтобы получить награду. Это очень горько. И ради чего? Ради вас, прессы… Да-да-да — звезду пригласить и показать, премьерный показ организовать и вручить приз, чтобы вы об этом написали.
Соглашусь с вами. Здесь дело, конечно, не в сиюминутном успехе, а в том, чтобы кино вообще увидели.
Алексей Федорченко: Конечно, это же совсем другое дело — пришел, повстречался с друзьями, показал фильм, его обсудили, и все рады.