Людмила, вы как оказались на СВО?
Людмила Емельянова: В октябре 2022-го пошла в военкомат, подала документы. В январе 2023-го получила назначение в госпиталь: медсестра хирургического отделения, рядовая. Выдали автомат. На складе не оказалось обмундирования моего размера, армия, наверное, не рассчитывает на солдат моей комплекции. Купила, перешила.
Какой еще автомат, почему медсестра? У вас же высшее образование.
Людмила Емельянова: У меня два высших. А автомат – да Калашникова, конечно! Я выпускалась в 2012-м, после военной реформы, и мы все были рядовые, фельдшера. Но сейчас я уже лейтенант. Сначала получила назначение в медбат в Подмосковье, оттуда начались командировки: в тыловой госпиталь в Белгороде, затем “за ленточку”.
Как близко от линии боевого соприкосновения?
Людмила Емельянова: От 8 до 12 км. Раненых с пункта эвакуации забирают наш командир или начмед, но чаще нам их привозят. На “буханке”, на санитарных “Линзах”, на бэтээрах. Как-то везли на КамАЗе шесть человек, в него попал снаряд. Одного выбросило из машины, его не нашли. Пятеро доехали, выжили.
На гражданке легче?
Людмила Емельянова: Там, “за ленточкой”, своя специфика. Как-то пришлось впятером поднимать бойца весом 160 кг – вот это было сложно. У нас этим занимаются солдаты, прикомандированные: на носилках заносят в госпиталь лежачих. Никого не надо ни о чем просить, ты понимаешь, что поток большой, ребята не справляются, и просто идешь помогать. Все надо делать максимально быстро. Первое – сохранение кровообращения и дыхания. Если требуется, проводишь полный комплекс реанимационных мероприятий: непрямой массаж сердца, ИВЛ и т.д. Случай: у раненого в ноге остался несработавший взрыватель от… Я точно не скажу от чего. Вызываем саперов, вся бригада надевает бронежилеты, каски. Но нельзя же просто сидеть и ждать. Мы не знаем, что у него там в ноге, но видим, что он тяжелый и его нужно оперировать. В результате все закончилось хорошо. Прибыли саперы, всех попросили выйти из операционной, извлекли… Операция прошла успешно, парень выжил.
Приходилось оказывать помощь раненым “с той стороны”?
Людмила Емельянова: Да. Но для меня как врача нет никакой разницы, пленный он или нет. Мы всем и всегда оказываем помощь.
Сколько жизней спасли?
Людмила Емельянова: Я не считала. За сотню – если берем оперативную активность, а не реанимационную. Первую помощь раненому оказывает фельдшер на поле боя. Но днем работают беспилотники, основная работа ночью. Если пациента удается вовремя вывести, то, по моему опыту, 80%, что выживет.
Какая первая реакция, когда человек понял, что он еще на этом свете?
Людмила Емельянова: Когда они понимают, что выжили, наступает самое интересное. Представьте, как они нас, медиков, видят? Я имею в виду анестезиолога-реаниматолога и хирурга. Лишь наши глаза, мы в медицинских масках. Самое потрясающее: они просыпаются, по глазам нас узнают! Невозможно, но так происходит.
У многих раненых первые слова после операции: “Надо к своим”
И ведут себя мужественно. Я смотрю на год рождения пациента: 1997-й, 2000-й… Говорю ему: “Да ты же наша малютка! Герой ты наш!” Всегда в ответ: “Я не малютка!” Объясняю, что для меня ты малютка. В ответ: “Доктор, у вас глаза такие красивые!”. Господи, вот ты бы о себе думал, а не о моих глазах… Благодарят. И хотите верьте, но у многих первые слова: “Мне надо назад, к своим”. Настрой: меня там ждут, есть задача, надо ее выполнить. И другие правильные мотивы, которые тебя морально заряжают. Смотришь на них и думаешь – вот это сила.
Многие говорят, что СВО очень сильно изменила их отношение к жизни. Вот если раньше у него были деньги, он мог их прокутить в клубе, то сейчас стал серьезнее. Раньше казалось, у тебя проблемы, а сейчас, когда приезжает в отпуск и понимает: то, что считал проблемами, – так, мелочи. Я думаю, что вернувшиеся с фронта сделают наше общество лучше. Но это не произойдет само собой. Есть необходимость в их психологической реабилитации, этим надо заниматься. А еще надо социализировать ампутантов, сформировать правильное отношение к обществу.
У нас все нормально с протезами?
Людмила Емельянова: С самими протезами, полагаю, да. А вот с чипами, которые делают протез малоотличимым по функционалу от настоящей ноги и руки, еще вопросы. И я бы хотела в этом разобраться.
Типичный рабочий день реаниматолога на СВО – какой он?
Людмила Емельянова: Все зависит от того, где ты: в тыловом госпитале или на сборном пункте эвакуации. Есть возможность – отдыхаешь, есть работа – работаешь. Поступают раненые, особенно если тяжелые и лежачие, то реаниматологи сразу к ним. Раздели, осмотрели, а дальше уже по состоянию. Если пациент тяжелый, сразу в операционную или в реанимацию. Если состояние позволяет – на рентген. Обычно раненых привозят с 19.00 и до 5-6 утра. Насчет сна – графика нет и быть не может, особенно если идет поток. Плюс еще эвакуация на следующий этап: реаниматолог должен сопровождать тяжелых раненых, которые на ИВЛ.
На чем держитесь, на кофе?
Людмила Емельянова: Нет, кофе уже не спасает. Но я могу не спать 3-4 суток. Получаю удовлетворение от того, что смогла спасти жизнь, и усталости не чувствую. Есть возможность провалиться на час или два в сон – и этого достаточно. Ну а если потока раненых нет, мы спокойно можем проспать 6-7 часов.
А есть такие раненые, кто запомнился больше других?
Людмила Емельянова: А не вычеркнете фразу “в золотых трусах родился”? Тогда расскажу. К нам поступил боец “Ахмата”. У него была остановка сердца. Мы выяснили, что это уже четвертая. Спрашиваю: после первой остановки обследовался? Лечился? Говорит: да, выписали какие-то таблетки, пару месяцев принимал, потом бросил. Первые две остановки сердца у него случались на гражданке, каждый раз невероятно везло: рядом оказывались врачи. И еще два случая на фронте. Я ему говорю: ты не в рубашке родился. Какая тут рубашка – ты в золотых трусах родился! Он хохочет… Бесстрашный.
В школы возвращают НВП. Разумно ли в обязательном порядке изучать тактическую медицину?
Людмила Емельянова: Нужна не тактическая медицина, а базовые принципы оказания первой доврачебной помощи. Эти навыки позволят пострадавшему выжить до приезда настоящих медиков. Да, такие уроки в школьной программе нужны. Но, на мой взгляд, это надо делать в игровой форме. Увлечь. И тогда захотят все – добровольно.
А как относитесь к тому, что пациент должен отблагодарить врача?
Людмила Емельянова: Резко отрицательно. Это неприемлемо. Человек остался жив, проснулся после операции, смог сказать врачам “спасибо”, у тебя на счету еще одна спасенная жизнь. Это та благодарность, которой вполне достаточно.
Что сказали ваши родители, когда узнали, что уезжаете на СВО?
Людмила Емельянова: Папа меня поддержал. Я “папина дочка”. Есть старшая сестра, вот она мамина. А мой папа врач. Нет, не военный. Психиатр, психотерапевт. Я родилась в Омске, он сейчас работает там заведующим отделением медицинской психонейрореабилитации в госпитале для ветеранов войны. С детства я была у отца на работе, видела воевавших, ветеранов афганской и чеченской войн – и знаю, что такое синдром ветерана. Обществу нужно быть готовым к этому. Вот у меня в палате “за ленточкой” молодой парень. Ампутация на уровне верхней трети бедра. Первый вопрос: а как я буду жить дальше? Конечно, мы делали все, чтобы спасти не только жизнь, но и руки-ноги. И я с пациентом много разговаривала о том, что все наладится, главное – ты жив остался. А есть ребята, которые сами по себе настроены так: голова целая и ладно, со всеми остальными бедами справимся. Это правильный подход. Когда пациент просыпается после наркоза и говорит тебе “спасибо”, или когда после реанимации длительно лежащего, тяжелого, ты переводишь в отделение – непередаваемые ощущения.
Много говорят о профессиональном выгорании врачей. Есть такое?
Людмила Емельянова: Не будет выгорания и профессиональной деформации, если занимаешься любимым делом, нет перегрузок, избыточной бумажной волокиты, когда будет хватать врачей. Когда каждый врач сможет подойти к пациенту и уделить ему время.
Вы участница проекта “Время героев”. Простым языком: что это?
Людмила Емельянова: Это школа, которая учит тому, как должно быть в идеале. Каждый из 83 участников – интереснейший человек. У нас больше 20 Героев России! Хотя для меня каждый там – герой.
А вы чему там хотите научиться?
Людмила Емельянова: Лично я мечтаю, чтобы как можно меньше ребят пострадали в зоне СВО. И чтобы как можно больше была оказана помощь – как там, “за ленточкой”, так уже и здесь. Честно скажу, я понимаю, что должность – это статус, это возможность что-то сделать, скажем так, в других масштабах, чем ты можешь сегодня. Я хочу, используя свои знания и возможности тех людей, с которыми мы познакомились по программе, помогать нашим ребятам. Но при этом у меня буквально чешутся руки – вот прям хочется туда. Я бы прямо сейчас собрала вещи и поехала бы работать “за ленточку”.