Актуально
Пн. Ноя 25th, 2024

В лоб его пассажирскому поезду летел товарняк. Машинист и герой Александр Шалыгин

By Admin Авг3,2024

О происшествии, не превратившемся в большую беду, пару раз коротко упомянули федеральные СМИ, потом появился телесюжет на питерском «5 канале», и, собственно, на этом всё.

Строго говоря, слава так и не нашла героя. Хотя Александр Шалыгин вполне ее заслужил.

«Месяцев восемь проработал на Артемовском радиозаводе и ушел в армию…»

О выборе

— Удовлетворите любопытство, Александр Емельянович: вы сначала стали машинистом, а потом поселились на улице Паровозников или же, наоборот, сперва прописались здесь, после чего выбрали профессию? Так сказать, по созвучию.

— И не то, и не другое. Третий вариант.

В мае 1984 года я вернулся сюда, в Артемовский, после службы в армии. Вскоре встретил будущую жену Галину, с которой мы вместе почти тридцать семь лет, и она привела меня в свою железнодорожную семью. Тесть до ухода на пенсию был дежурным по Егоршинскому отделению Свердловской дороги, теща работала в локомотивном депо, Галя моя трудилась там же в химической лаборатории. Сейчас возглавляет ее.

— Похоже, у вас выбора не оставалось — только в кабину тепловоза.

— Вообще-то после школы я поступил в Свердловский горный институт на факультет эксплуатации машинных комплексов подземных разработок, но быстро понял, что не мое, и забрал документы. Ну, а как по-другому? Пока не попробуешь, не узнаешь. По молодости все имеют право на поиск и даже на ошибку.

В институте не задержался, месяцев восемь проработал на Артемовском радиозаводе и ушел в армию.

— Где служили?

— В Житомирской области Украины в войсках правительственной связи.

Через каждые сто восемьдесят километров ставили специальные машины с радиорелейными станциями внутри. Снаружи поднималась здоровенная такая антенна, и через нее посылался сигнал.

— Подписку о неразглашении давали?

— Необходимости не было. Никаких военных тайн и секретов. Шифрованные коды при всем желании не запомнить. К тому же они менялись каждые пару часов. Смысл засорять голову набором цифр?

Обыкновенная служба, ничего выдающегося или удивительного. Но служил я хорошо, получил отпуск, съездил домой на десять суток, не считая дороги. Это самое запоминающееся событие.

Дослужился до сержанта, демобилизовался, вернулся домой и пошел в локомотивное депо помощником машиниста.

Рука об руку с Галиной 37 лет — и все в Артемовском.

О престиже

— У вас в семье были железнодорожники?

— Я первый.

— Родня жены соблазнила рассказами о романтике под стук колес?

— Честно? Я знал, что на дороге платят хорошо. На радиозаводе, имея третий разряд, зарабатывал девяносто рублей в месяц, а тут только устроился помощником, и сразу положили пятьсот.

Как говорится, почувствуйте разницу… Мы с Галей поженились в ноябре 1984-го, через год родилась дочка Маша, деньги были нужны.

Заочно окончил железнодорожный техникум в Екатеринбурге, потом там же — дорожно-техническую школу. Полгода прожил в общежитии, пока выучился на машиниста.

Но управление тепловозом мне доверили не сразу. Два года проездил помощником, обкатался, лишь потом стал работать самостоятельно. Десять лет был машинистом грузовых составов, в 2000-м перешел на пассажирские поезда, где и квалификация требуется более высокая, и ответственность иная. Людей везешь, а не дрова или мешки.

Так и ездил без всяких приключений, пока не случилась та история. Нехорошая…

— Но со счастливым концом.

— Могло быть совсем по-другому. Повезло.

Жизнь машиниста: шпалы-дни, километры-годы…

О напарнике

— Давайте вспомним в деталях, как всё происходило. Накануне какие-то предчувствия были?

— Не хочу врать и фантазировать. Ничего, как говорится, не предвещало. Обычный рабочий день — 12 сентября 2005 года. Ехали нормально, по расписанию, прошли почти всю дорогу, осталось полтора перегона до конечной станции.

— По какому маршруту следовали?

— Екатеринбург — Устье-Аха. Одна бригада ехала до Егоршина, вторая, значит, моя, до Тавды, а третья, последняя, вела пассажирский поезд до Устье-Аха.

— В километрах это сколько?

— Мой участок от Егоршина до Тавды — 234 километра. Ну, и там еще около ста восьмидесяти.

Я сменил бригаду из Екатеринбурга и поехал дальше. Со мной в кабине находился помощник машиниста Валерий Корелин.

— Вы давно вместе?

— Очень! Если память не изменяет, с 1990-го на пару работали на грузовых поездах, потом перешли на пассажирские. Получается, до ЧП лет пятнадцать или даже больше.

— Такие тандемы на железной дороге часто встречаются?

— У всех по-разному. Порой люди не сходятся характерами, не могут найти общий язык. Один действует другому на нервы, раздражает.

А если все устраивает в напарнике, зачем же его менять?

Мы с помощником никогда не ссорились. Ни разу! Даже по пустякам. Не в моих это правилах.

Валерий Петрович давно на пенсии, он намного старше меня, на пятнадцать лет.

Пробовал работать машинистом, но что-то у него не пошло, вернулся ко мне. Тут ведь важно и доверие, и взаимный контакт, чтобы понимать друг друга, как говорится, с полуслова и полувзгляда. Нас в кабине двое, но экипаж-то один.

— Какие обязанности у помощника?

— Большие. Долго перечислять.

Например, выезжаем из депо, и Петрович идет к диспетчеру за документами, потом переводит стрелки, в пути дублирует все команды, предупреждения по скорости. Я ведь живой человек, могу отвлечься на секунду, потерять концентрацию. Тут и нужен помощник, чтобы подстраховать, подсказать, какой сигнал проезжаем. «Красный, Саша!» Отвечаю: «Вижу, спасибо, начинаю тормозить».

Меня, повторяю, всё устраивало, его тоже. Так и работали.

Диспозиция проста: навстречу в ночи несется товарняк, а за твоей спиной — 19 пассажирских вагонов, в первом из которых дети.

О сигнале

— Значит, и в ту ночь ехали без приключений?

— Абсолютно!

— Народу в поезде было много?

— Битком! Девятнадцать вагонов. В первом везли детвору, которая возвращалась в Тавду откуда-то с юга.

Честно говоря, нас спасла остановка на перегоне. Меня заранее предупредили, что надо будет высадить путейскую бригаду из Туринска. Остановился у отметки, если не ошибаюсь, 319-й километр, мужики вышли, дали отмашку, мол, можешь ехать. Только сдвинул тепловоз с места, вдруг слышу по рации крик Валентины Михалевой, дежурной по станции Азанка: «Грузовой, ты куда?! Там пассажирский!»

Я тут же сбросил скорость, покатился по инерции…

Говорю помощнику: «Что-то не понял, Петрович. Кто-то на красный сигнал проехал? Или как?»

Время — около пять часов утра, сумерки, вокруг лес, ни души.

Мы продолжали медленно катиться, полностью я не тормозил, не зная наверняка, что ждет впереди. Мне в голову не приходило, что кто-то на полной скорости гонит не на свой сигнал в лоб другому составу…

Сказал Корелину: «Грузовой все равно далеко не уедет. Поймет, что стрелка не его, и встанет». Нам ведь по автоблокировке сразу приготовили маршрут от станции Сарагулка до Азанки. Нам, а не кому-то другому.

Но товарняк прошел на красный свет, срезал стрелочный перевод и, быстро набирая скорость, продолжил движение.

Дежурная Михалева вызвала меня: «610-й, на вас едет грузовой состав». Успел подумать: «Вот здорово! Этого только не хватало!» Тут же остановил тепловоз, как и требовалось по правилам. Стал ждать, что и едущие нам навстречу ударят по тормозам. Не самоубийцы ведь они!

— Какое расстояние было между вами?

— Километров шесть-семь, когда дежурная заметила непорядок. Пока вели разговоры-переговоры, оно стремительно сократилось. Наш поезд ведь стоял, а товарняк двигался! Меня по рации вызвал диспетчер из управления Свердловской дороги и подтвердил информацию про грузовой поезд. Едва я услышал сообщение, как сам увидел локомотив. Километрах в двух от себя.

Сообщил в Екатеринбург, что отцепляю состав и иду на перехват. Петрович вылез из кабины, я скинул ему тормозные башмаки, велел закрепить вагоны, чтобы не укатились никуда.

И тронулся вперед…

Диспозиция проста: навстречу в ночи несется товарняк, а за твоей спиной — 19 пассажирских вагонов, в первом из которых дети.

О страхе

— Что за тепловозом вы управляли?

— 2ТЭ116. В советское время их производили в Луганске на заводе имени Октябрьской революции. Очень мощная машина!

Товарняк был запряжен в такой же.

— Боюсь спрашивать, что было бы в случае столкновения?

— Ничего хорошего, уверяю вас. В лепешку расшиблись бы. Недавно в Чехии лоб в лоб сошлись два поезда. В итоге трое погибших, включая обоих машинистов…

Словом, я ехал навстречу грузовому составу, пытаясь угадать, сколько метров остается до него и каким временем располагаю. Глаза слепил встречный прожектор, толком ничего не мог понять.

Параллельно подавал звуковые и световые сигналы, кричал по рации: «Остановитесь!»

Ни фига!

Знаете, что самое удивительное? Внутри не было никакого страха. Вот ни капли! До сих пор не найду внятного объяснения. Словно не со мной все происходило. Я же отдавал себе отчет: если не успею выпрыгнуть из локомотива, шансы уцелеть минимальны.

От вагонов со спящими пассажирами я отъехал метров на пятьсот. Поняв, что поезд в безопасности, остановил тепловоз, заглушил дизель, приготовился выскакивать из кабины и тут заметил, что товарняк начинает резко тормозить…

Он замер, чтобы не соврать, метрах в десяти от меня. Представляете?

Фото: Владимир Нордвик

О встрече

— Ваши действия?

— Вылез из своего тепловоза, поднялся в соседний.

— И что там?

— Увидел до смерти испуганных коллег — Морева и Маренкова. Вероятно, они заснули, я разбудил в последний момент.

— Вы были знакомы?

— Конечно! В одном депо работали.

Прокричал: «Моряк, что творишь?!» Сергея Морева все называли по кличке, производной от фамилии. Он смотрел ошалело: «Не знаю… А как ты тут оказался?» Я не сдержался, употребил пару крепких выражений. Потом добавил: «Не я оказался, а вы проехали сигнал семафора! Чуть аварию не устроили!».

Морев по-прежнему не мог взять в толк, что происходит: «Какой сигнал? Мы нормально ехали, вдруг ты». Прошлось растолковывать: «Мы с тобой не на шоссе. Здесь одна колея. И она — моя, ясно?» Сергей, наконец, допер и даже затрясся…

Связывались с диспетчером, рассказали ему, как удалось избежать столкновения. У Морева спросили: «Доедешь обратно?» Он сдал назад, вернулся на станцию, а я отправился дальше по маршруту.

О коленях

— Набить физиономии «виновникам торжества» не хотелось?

— Меня много раз об этом спрашивали. Особенно, когда московское начальство приехало, «генералы» из РЖД. Здоровались, руку жали и сразу интересовались: «Кого ты первым отдолбил?»

— Что отвечали?

— Говорил, как было: «Лез в кабину, чтобы врезать в морду одному и второму, но потом остановился».

— Почему?

— Знаете, когда они поняли, каких бед едва не наделали, у Маренкова от страха пена изо рта пошла. Натурально! Рядом Морев стоял — белый-белый, ни кровинки на лице, и пот на лбу вот та-а-акими каплями!

Как их бить-то? Ну, двинул бы разок, вдруг кто-нибудь помер бы, сердце не выдержало бы стресса. Меня во всем и обвинили бы. Подумал, нафиг, не буду трогать. Только и сказал: «Вы что натворили, мужики?»

— Они ведь потом удалили ленту локомотивного скоростемера?

— Ну, это уже вопрос совести каждого. Со мной тему не обсуждали, ей занимались те, кто проводил расследование.

О другом скажу. Много раз читал в книгах, слышал в фильмах фразу про трясущиеся с перепуга коленки. Всегда думал: что за глупость! Разве подобное возможно? Как они могут трястись-то?

А тут, значит, вышел из тепловоза, делаю шаг в сторону товарняка и чувствую: коленные чашечки вовсю гуляют — тук-тук-тук-тук. Как вагоны на стыках, только чаще. Вроде нормально иду, а ноги не слушаются, коленки сами по себе взад-вперед ходуном ходят.

Очень странное ощущение. Сильно тогда удивился.

При этом, повторяю, внутри никакого страха не было, спокойно себя чувствовал.

Видимо, напряжение вот так выходило. С коленями.

Об опоздании

— Что было потом?

— Говорю же, вернулся в локомотив, откатил назад, туда, где стоял наш поезд, Петрович, помощник, прицепил вагоны. Проверили тормоза и поехали дальше.

— Пассажиры все это время спали?

— Конечно. Им ничего не стали говорить, чтобы не поднимать панику. Время-то было самое сонное, пять утра. Люди отдыхали. Зачем зря пугать?

Ну, разбудили бы, спросонья начался никому не нужный кипеж… Пока объяснили бы, что случилось, вывели бы из вагонов… Тем более, там негде было спрятаться. Высокая насыпь, а вокруг — болотина непролазная. Получилось бы только хуже, пассажиры стали бы метаться, бегать туда-сюда, прыгать, падать. Еще кости переломали бы. Нет!

Начальник поезда и проводники все знали, им сообщил Валерий Корелин, когда отцепил локомотив. Они вышли из вагонов и смотрели, произойдет столкновение или нет.

В той ситуации ничего иного не оставалось.

— Большая задержка получилась?

— Часа полтора. Минут двадцать я нагнал, остальное при всем желании не успевал, временем для этого не располагал. Мне оставался один перегон, дальше до Устье-Аха ехала другая бригада.

Знаете, опоздание — не проблема. Главное, что все были живы-здоровы, вернулись домой…

Депо, где больше 35 лет работает Александр Шалыгин. Фото: из личного архива

О гостях

— Слышал, будто после случившегося вам, Александр Емельянович, предлагали повышение по службе, обещали новые должности…

— Сказки! Ничего похожего. Никто не звонил, никуда не звали…

Другое было. Поначалу историю пытались замять. В общем-то, ничего удивительного. Каждый начальник боится, что снимут, дадут по шапке, если узнают, что в его хозяйстве все организовано тяп-ляп.

Но сейчас заметать следы стало намного труднее, все-таки живем в современном мире. Информация утекла в интернет, кто-то из диспетчерского аппарата сообщил в газету «Гудок», там появилась небольшая заметка о предотвращенном столкновении поездов на Свердловской железной дороге.

Видимо, на публикацию обратили внимание в РЖД. Из Москвы приехала высокая комиссия во главе с Петром Шанайцем.

— Это кто?

— Главный ревизор, руководитель департамента безопасности движения и экологии. Сейчас он тоже на пенсии.

Был жесткий разбор ЧП, несколько важных голов полетело. И в Екатеринбурге, и в Егоршино.

— Но уголовное дело не возбуждали?

— В транспортной прокуратуре сочли, что нет состава преступления. Все живы, техника не пострадала.

Машиниста грузового состава и его помощника уволили по соглашению сторон, без «волчьего» билета. Морев уехал в областной центр, Маренкова через какое-то время взяли обратно, он работает слесарем по ремонту тепловозов в нашем же депо…

Когда из Москвы приехала комиссия с проверяющими, меня каждый день вызывали, выспрашивали всякие детали. А я в тот момент был в отпуске. И вместо отдыха просиживал в кабинетах, как на работе.

Понятно, эта история мне порядком надоела. А тут опять звонят: «Приходи завтра». Честно ответил, мол, замучился объяснять каждому москвичу, что да как. Говорят: «Надо. Очень большой человек пожаловал».

Куда деваться? Пошел. Сидят начальники, кого-то ждут. Заходит мужчина, лет, наверное, семидесяти. Думаю: что за дедушка? Он снимает драповое пальто, а под ним китель с погонами генерал-лейтенанта ФСБ. Ба-бах!

Взглянул на меня и тихо сказал: «Ну, давайте будем разговаривать». Он смотрел в упор, а я не мог глаза в сторону отвести, головой пошевелить. Вот серьезно! Впервые в жизни испытал такое.

Просидели мы более четырех часов. Даже если бы захотел соврать, не сумел бы. Собеседник протыкал, словно рентгеном. Конкретно на психику воздействовал. Я буквально одурел. Понял тогда, что умеют в ФСБ с людьми работать. Сколько лет прошло, до сих пор разговор помню…

Немногочисленные награды машиниста Шалыгина: знак Почетному железнодорожнику, диплом «Настоящему герою» и теплая записка Даниила Гранина.

О наградах

— Вас чем-то наградили за действия 12 сентября 2005-го?

— Мне и Валерию Корелину присвоили звание Почетного железнодорожника. Удостоверение вручал глава РЖД Владимир Якунин. В ноябре того года было совещание в Тюмени, нас с Петровичем вызвали туда и выдали знаки. Потом еще выписали по тридцать тысяч рублей премии. Правда, подоходный налог все равно удержали.

Немногочисленные награды машиниста Шалыгина: знак Почетному железнодорожнику, диплом «Настоящему герою»…

— Знаю, что было ходатайство о государственных наградах…

— Да, вроде бы готовили документы на орден Мужества, но дело так ничем и не закончилось.

Телевизионщики с «5 канала» узнали нашу историю, в 2006 году приезжали сюда, снимали сюжет. Потом пригласили меня с женой и дочкой в Петербург, оплатили билеты на самолет, гостиницу. Мы хоть посмотрели Питер, раньше в нем не были.

В той поездке случился забавный эпизод. Спустился я в бар отеля, а там сидит актер Андрей Смоляков. Перед ним — чашка кофе и виски в стакане. Думаю: надо попробовать, чем я хуже? Подхожу к барной стойке, смотрю цены. А они длинные, как номера телефонов. Зарплаты не хватит!

Взял виски, что подешевле, и капучино. Заплатил три с лишним тысячи рублей. Спиртное проглотил одним махом, даже не успел распробовать, а с кофе намучился. Я же не знал: может, пену надо сдувать, как на пиве, или ждать, пока осядет… И смех, и грех!

Немногочисленные награды машиниста Шалыгина: знак Почетному железнодорожнику, диплом «Настоящему герою» и теплая записка Даниила Гранина.

А потом на торжественной церемонии губернатор Матвиенко вручала памятные знаки «Настоящий герой». Его учредили телевизионщики «5 канала». Награду получил не только я, но и Петрович, дежурная по станции Азанка Михалева, начальник пассажирского поезда номер 670. Никого не забыли! Даниил Гранин написал мне хорошие слова, а Александр Розенбаум даже песню специально спел.

Евгений Парчинский, совершивший подвиг на своем тепловозе и ставший первым Героем России среди железнодорожников, работал в том же депо,что и Александр Шалыгин.

О Парчинском

— В октябре 1996-го у станции Усть-Березовка машинист Евгений Парчинский пошел на перехват неуправляемого локомотива, который несся навстречу пригородному пассажирскому поезду. К счастью, обошлось без людских жертв, только тепловозы разбились в хлам. Евгению Николаевичу присвоили звание Героя России, его помощника Юрия Задворных наградили орденом Мужества.

Поразительно, Парчинский долго работал в Егоршинском депо, где и вы трудитесь всю жизнь. А говорят, снаряд дважды в одну воронку не падает… Вы были знакомы?

— Конечно. Евгений жил в Алапаевске, ездил в другом направлении, но иногда мы пересекались, подменяли друг друга.

Он большой молодец, не растерялся в ключевой момент. Парчинскому в чем-то было проще, поскольку он узнал про встречный тепловоз, когда расстояние между ними составляло около тридцати километров. Меня от товарняка отделяло лишь два. Согласитесь, разница огромная. Это ведь время на принятие решения, выполнение необходимых действий.

Евгений все делал четко — отцепил локомотив, надежно застопорил вагоны с людьми… Вот только, пожалуй, помощника зря взял с собой. Дополнительный риск.

По правилам экипажу следовало остановить тепловоз на безопасном удалении от состава, жестко зафиксировать при помощи тормозных башмаков и покинуть кабину, чтобы не пострадать при столкновении. Жизнь человека дороже железа.

Парчинский же начал движение в обратную сторону, попробовал перехватить неуправляемый локомотив, на скорости подстроившись под него. Чтобы, значит, вместе затормозить.

Не вышло. ТЭМ2-595 мощно долбанул по машине Евгения, он и помощник получили травмы, тепловозы разбились, их списали в металлолом как не подлежащие восстановлению.

Молодцы, смелые ребята, хотя и нарушили должностные инструкции. Но победителей ведь не судят.

— Вы действовали строго по уставу?

— На железной дороге нет места самодеятельности. Мол, я придумал, как лучше сделать, вот и поступлю так. У нас отсебятина не катит! Умные люди уже все продумали и решили, твое дело — не своевольничать, а в точности выполнять инструкции.

Какой-нибудь пекарь волен изменить рецепт, чтобы выпечь пирожок повкуснее. У нас же будет вкусно, если сделано, как положено. Строгий регламент! В первую очередь порядок и дисциплина. Почти армейские. ПТЭ, правила технической эксплуатации, нарушать нельзя. Их кровью писали поколения железнодорожников.

У меня не было ни времени, ни пространства, чтобы совершать какие-то дополнительные маневры. Сзади стояли девятнадцать вагонов с пассажирами, в первом из которых — дети.

— А у Парчинского?

— Два. Но количество в данном случае не имеет значения, и там, и здесь были люди.

О другом говорю. Я понимал, что на нас летит не одиночный локомотив, а грузовой состав, ловить его и пробовать затормозить бесполезно. Единственный выход — выставить наперерез наш тепловоз…

Я сделал все, что мог.

Рука об руку с Галиной 37 лет — и все в Артемовском.

О возвращении

— Когда вернулись домой, что сказали жене?

— Да Галина к моменту моего приезда уже все знала. Я ведь до улицы Паровозников к вечеру добрался. Поужинал, выпил хорошенько, врать не буду. Бутылку водки или, может, чуть больше. Надо было снять стресс.

— Отпустило?

— У меня три выходных дня выпали. Времени вполне хватило, чтобы восстановиться.

— Как коллеги отреагировали на случившееся?

— Спокойно. Я выполнил свою работу. Конечно, не все от меня зависело, могла приключиться беда, но итог ведь благополучный.

Правда, кое-кто потом подкалывал меня, когда выяснилось, что нам с Петровичем не дали ни орденов, ни медалей. Я отвечал: все живы, это главное, а остальное — без разницы. Вручили знак Почетного железнодорожника — и на том спасибо.

И героем себя не чувствовал. Сказать по правде, история быстро забылась. Вы вот приехали, напомнили, все всколыхнулось заново.

До сих пор не знаю, почему тогда страха не было. Сказать, когда мне по-настоящему стало не по себе? Лет пять назад ездили семьей на отдых в Крым. Решили посмотреть на знаменитое Ласточкино гнездо под Ялтой. Поднялись на скалу. Внучки вдоль ограждения бегают, щебечут: «Деда, смотри, как красиво!»

Я подошел к краю, глянул вниз, и голова моментально закружилась. Говорю: «Не пойду туда, боюсь». Только тогда понял, что у меня, оказывается, страх высоты. Жизнь прожил, но даже не догадывался.

Шалыгины с улицы Паровозников. Фото: из семейного архива

О зверье

— Среди машинистов есть безбашенные?

— Они на железной дороге долго не продержатся. Здесь нужны люди добросовестные, ответственные.

— Сколько часов длится смена?

— По-разному. От восьми до двенадцати. Конечно, порой трудно не потерять концентрацию, но с годами привыкаешь, учишься не расслабляться. Важно ведь не только за сигналами семафора следить, но и головой думать. Современные тепловозы оборудованы компьютерами, они стоят бешеных денег, но в итоге всё делает человек, а дорогущая железяка лишь фиксирует правильность или ошибочность его действий.

— Скажем, что нужно предпринять, если под колеса локомотива выскочил зверь?

— Такое часто случается. Косули, кабаны, зайцы регулярно перебегают дорогу…

Давить их жалко, но и тормозить, по идее, не положено. Когда резко сбрасываешь скорость, люди в вагонах могут попадать, побиться, а тепловоз в любом случае будет по инерции какое-то время двигаться вперед. Поэтому на зайцев мы не реагируем, а из-за крупной косули, бывает, тормозим. Если она залетит под колеса и там застрянет, может повредить специальные железнодорожные приборы.

Скажем, есть устройства контроля КСПС, такие регистраторы-самописцы, стоит их сшибить, и сразу перекрываются сигналы. Вот и смотрим, чтобы зверь не попал под кузов тепловоза.

Любая остановка локомотива фиксируется электроникой. Система ГЛОНАСС все маневры отслеживает, информация моментально будет в Москве. Тут же сверху затребуют объяснений, почему встал, кто разрешил. Говорить, что животное сбил? Многие этого не понимают и не поймут. Самому надо испытать хотя бы раз, тогда по-другому смотреть начинаешь…

Иногда лоси встречаются. Ох, и здоровые! Даже обшивку тепловозов гнут, в них килограммов восемьсот живого веса. Представляете, когда такая махина бежит наперерез… Как долбанет!

До Тавды дорога лесная, кто только не попадается на пути!

Конечно, в подобных столкновениях нет ничего хорошего. Жаль зверье. Каждому машинисту довелось пройти через это испытание, другое дело, не все любят о них рассказывать.

— А свистнуть, сигнал подать?

— Неужели думаете, что остановятся, пропустят? Часто получается только хуже. Те же косули с перепугу несутся еще быстрее, не разбирая дороги. А кабанам все пофиг, они прут вперед, как танки.

— Вы охотник?

— Был когда-то. В основном на птицу ходил. Глухарь, тетерев-косач. Зайца мог подстрелить. Так, ради интереса. Но сейчас это дело оставил. Запал пропал.

Рука об руку с Галиной 37 лет — и все в Артемовском. Фото: Владимир Нордвик

О переменах

— Пенсию уже оформили?

— Третий год как… Но пока работаю. Медкомиссия пропускает по здоровью — это главное.

— Какие профессиональные болезни у машинистов?

— В основном сердце. Раз в год специальный холтер цепляют, ходишь с ним сутки, спишь, а потом он выдает врачам все параметры, и медики уже решают, пускать ли тебя в кабину. Многих списывают по здоровью. Я вот держусь.

Мне кажется, на пенсии скучно жить. Вроде никому ты и не нужен. Сколько раз говорил с мужиками, ушедшими, так сказать, на заслуженный отдых. В один голос твердят: «Сань, трудись, пока не гонят».

Я ведь всю жизнь на железке. Ничего другого не знаю и не умею. Да и не хочу, честно говоря.

— Многое, наверное, изменилось за почти четыре десятилетия?

— Когда находишься внутри, постоянно варишься в этом бульоне, перемены особо и не замечаешь.

Одно скажу: тепловозный парк сильно состарился. Локомотивы постоянно приходится чинить. А если не делать этого, машинисты и будут виноваты. Хотя наше дело — ехать, а не ремонтировать.

Раньше за каждым депо числились свои тепловозы. Скажем, к Егоршино были приписаны двадцать два грузовых и двенадцать пассажирских локомотивов. Отлаженные, шикарно работающие, вовремя прошедшие техобслуживание… А теперь завязали вкруговую, машины приходят то из Сургута, то из Тюмени, гоняют их туда-сюда… Что прислали, на том в рейс и выходишь. А они не едут ни фига!

— Поломки в дороге случаются?

— Чаще всего отказывает электрическая схема. Придумаешь какие-нибудь прибамбасы, ставишь перемычки, выходишь из положения. Если не удается справиться своими силами, вызываешь вспомогательный локомотив. Но это ожидание часов на шесть, потом едешь с большим опозданием.

— Хотя бы деньги по-прежнему приличные платят?

— У машиниста получается тысяч семьдесят рублей в месяц. Когда большая переработка, набегает до ста десяти тысяч. Но для этого надо без выходных пахать весь месяц. Тяжело, здоровье гробится капитально.

Вы днем поработали, домой пришли, чайку попили, спать вовремя легли. А мы едем и днем, и ночью, и утром, и вечером. Вот мотор-то, сердце, проще говоря, у людей и хандрит. На железке везде так.

Фото: Владимир Нордвик

Об условиях

— Когда тяжелее работать — летом или зимой?

— Свои прелести у любого времени года. Кондиционера в кабине нет, спасает только окошко. Если стоит жара за тридцать, ветерок уже не помогает, начинаешь плавиться. В дизельном отделении воздух вообще раскаленный. При движении рабочая температура масла — 70 градусов, воды — 80. И вентиляции никакой. Дизель закрыт кожухом. А мы постоянно проходим по отсеку…

Зимой другая беда — холодина. Кабина быстро выстуживается. Раньше мы готовили свои тепловозы к морозам, полы, швы отделывали, пеной закрывали. И было тепло. А сейчас локомотивы постоянно меняются, приходят машины с дырами сквозными, оттуда сифонит, дубак конкретный. Страшно даже не то, что сам мерзнешь — из-за техники переживаешь. Если кран торможения прихватит морозом, кранты, тепловоз теряет управление. Вот в чем беда-то.

Хорошо, что в последние годы зимы стали не такие лютые, сорока градусов давно не было. Но и когда тридцатка ударяет, тоже противно, холод пробирает. У нас есть специальная одежда — куртки, ватные штаны, сапоги с мехом. Без них точно окочуришься. Знаете, когда устраивался в депо в 1984 году, не мог подумать, что до пенсии доработаю, двадцать первый век наступит, а машинисты по-прежнему будут в тепловозах зимой замерзать.

У начальства на все вопросы одна отговорка, мол, мы вас экипируем, теплые вещи выдаем. Спрашиваю: «А тормозной кран при минус 15 в кабине мне чем согревать?» К комплекту формы нам еще галстуки фирменные положены. Это же смех на палочке. Я сижу в ватнике, на ногах — валенки, на голове — ушанка, зубами от холода цокаю, пальцами пошевелить не могу, зато на шее — галстук.

Только кукарекнутые такое могли придумать, честное слово!

Это у вас в Москве ребята в электровоз заходят в рубашках и пиджачках. Правильно, там тепло, хорошо, комфортно. А тут, в Егоршино, все по старинке…

Нет, я не жалуюсь, но иногда удивляюсь.

— Не боитесь, что вам прилетит от начальства за такие откровения?

— Про свои страхи я всё уже поведал. Как говорится, дальше кабины тепловоза не сошлют…

Шалыгины с улицы Паровозников. Фото: из семейного архива

О планах

— День железнодорожника как отмечаете?

— Часто бываю в поездках. Такая работа. Нет деления на праздники и выходные. График движения пассажирских поездов непоколебим.

И Новый год сколько раз встречал в пути. И 8 Марта, и 23 февраля, и собственный день рождения… Как смена выпала, так и поехал.

Раньше на День железнодорожника у нас в ДК устраивали концерт, артисты приезжали, пели, танцевали, народ собирался. А потом Дом культуры закрыли, лет пять уже этого нет.

— Как и горячей воды в квартире?

— Мы привыкли. Ее давным-давно отключили. Теперь дают только осенью и зимой вместе с отоплением. А летом в бане на даче паримся. Благо рядом: пешком — семь минут, на машине — пару. Артемовский — город маленький. И прежде таким был, а сейчас подавно скукожился. Заводы почти все остановились, работы нет, люди уезжают, особенно — молодежь.

— И вы планируете?

— А куда деваться? Вот на пенсию выпроводят, переберемся с Галей в Екатеринбург. Может, через годик. У нас там дочь с внучками-двойняшками живет. С Софией и Елизаветой.

И мы купили однокомнатную квартиру в Академическом районе.

— На какой улице?

— Академика Сахарова. Жаль, конечно, что не на Паровозников. С другой стороны, хватит уже, пожил.

На новом месте начнем с чистого листа. Не забывая старое, конечно…

Екатеринбург — Артемовский

Источник Российская газета

By Admin

Related Post

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *