«Крутые повороты» — так озаглавил он свою последнюю книгу, которой было суждено выйти в свет уже после смерти автора. В выпавших на его долю жизненных испытаниях флотоводец до последнего дня сохранял стойкость и мужество, всегда оставаясь распорядителем собственной судьбы. Изумляет масштаб личности этого человека, органически сочетавшего стоицизм античных героев и универсальную одаренность титанов эпохи Возрождения.
Адмирал был одним из тех немногих советских военачальников, кто, отстаивая интересы дела, позволял себе возражать самому Сталину. Вскоре после победоносного окончания Великой Отечественной войны в кабинете Верховного главнокомандующего обсуждалась кораблестроительная программа на ближайшее десятилетие.
Еще перед войной Сталин мечтал о строительстве большого океанского флота, оснащенного линейными кораблями и тяжелыми крейсерами. У генерального секретаря была нескрываемая слабость к кораблям с большим водоизмещением, которым надлежало олицетворять морскую мощь государства, и его не смущала их высокая цена. «По копеечке соберем деньги, а построим»1.
Именно так, чеканя каждое слово, наставительно заметил Хозяин только что назначенному наркому ВМФ Кузнецову на его недоуменный вопрос, зачем Советскому Союзу на закрытом Черном и мелководном Балтийском морях огромные и дорогостоящие линкоры. Кузнецов понял, что дальнейший разговор на эту тему продолжать не стоит. Это было перед войной, и тогда молодой нарком промолчал. Авторитет Сталина был для него непререкаем.
Еще в 1938 году по личному указанию вождя несколько линкоров типа «Советский Союз» и легких крейсеров типа «Чапаев» заложили на стапелях. Они должны были превзойти аналогичные зарубежные корабли. Но вскоре их строительство свернули: у СССР не было ни ресурсов, ни времени для реализации этой амбициозной кораблестроительной программы. Ни один из кораблей этого класса не был готов к началу войны.
Во время войны недостроенные корабли, заложенные на стапелях в Николаеве, взорвали при отступлении, чтобы они не достались немцам. Громадные средства были пущены на ветер. Вторая мировая война неопровержимо доказала, что время линкоров безвозвратно ушло. Линкоры с их мощной дальнобойной артиллерией перестали быть грозой морей и фактически утратили свое боевое значение. Они не столько воевали, сколько стояли у стенки пирса.
Каждая из воюющих сторон остерегалась направлять их в бой: эти огромные грозные корабли, хотя и были сильны самим фактом своего существования, в открытом море могли стать легкой добычей для авиации и подводных лодок противника. Но вождь не забыл о своей мечте.
В декабре 1944 года на приеме в честь французской делегации он подошел к главнокомандующему ВМФ и сказал: «Адмирал Кузнецов! Не всем достаточно известно, что делает наш флот. Терпение! Со временем мы будем господствовать на морях!»2.
После Великой Отечественной войны Сталин отказался от строительства линкоров, но продолжал настаивать на необходимости иметь тяжелые крейсера с мощным артиллерийским вооружением. Генералиссимус непререкаемо заявил, что именно они в будущем должны стать главной ударной силой советского военно-морского флота. 21 января 1947 года на совещании по военному судостроению Сталин сказал: «Нам нужно несколько штук тяжелых крейсеров. Хорошо бы в Черном море иметь 2 тяжелых крейсера с 12-дюймовыми пушками. Тогда турки дрожали бы еще больше, чем сейчас»3 .
Главнокомандующий ВМФ Адмирал флота Кузнецов, всю войну бессменно стоявший во главе флота, посмел возразить против однобокого развития флота и высказал ряд критических замечаний по поводу морально устаревшего и дорогостоящего проекта.
В разоренной войной стране деньги на строительство тяжелых крейсеров пришлось бы, действительно, собирать «по копеечке». В ценах 1946 года стоимость одного тяжелого крейсера оценивалась в 1200 миллионов рублей, а большой подводной лодки всего лишь в 45 миллионов4. В плане предусматривалось выделение 13,8 миллиарда рублей на строительство 4 тяжелых и 30 легких крейсеров и немногим более 8 миллиардов на строительство 352 подводных лодок всех типов. К 1955 году ни один из запланированных тяжелых крейсеров даже не был заложен на судоверфи. Первая послевоенная десятилетняя кораблестроительная программа была выполнена менее чем на 50 %.
Главком ратовал за сбалансированный флот и полагал, что будущее за большими и малыми авианосцами и кораблями, оснащенными реактивным и ракетным оружием. Сталин на это ему сказал вроде даже шутливо: «Почему, Кузнецов, ты все время ругаешься со мной? Ведь органы уже давно просят у меня разрешения тобой заняться…»5.
Адмирал не внял этому предупреждению Хозяина. Николай Герасимович Кузнецов родился в семье казенных крестьян, предки которых издавна жили в Архангельской губернии. Русский Север не знал ни ужасов монголо-татарского ига, ни холопского трепета перед барином: там никогда не было крепостного права, и крестьяне несли повинности в пользу государства, а не помещика. Вот почему память адмирала не знала раболепия: в ней было вековое чувство собственного достоинства, но полностью отсутствовало генетическое чувство страха перед властями предержащими.
Несколько поколений предков Николая Герасимовича среди запаса хранящихся в их сознании впечатлений не имели печального опыта поротой задницы. Адмирал был органически чужд холопству и не считал нужным во всем соглашаться с Хозяином.
Действительно, Сталин был прав. Кузнецов «ругался» с ним не в первый раз. Сразу же после окончания войны он решительно возражал против идеи вождя разделить Балтийский флот на два самостоятельных — 4-й и 8-й. С оперативной точки зрения это было бессмысленно, хотя и позволяло «догнать» Америку по числу флотов. О том, что произошло дальше, Кузнецов спустя годы поведал в своих мемуарах. «На меня обрушился далеко не вежливый разнос. Я не выдержал:
— Если я не пригоден, то прошу меня снять…Все были ошеломлены. В кабинете воцарилась гробовая тишина. Сталин остановился, бросил взгляд в мою сторону и раздельно произнес: «Когда надо будет, уберем»6.
(Забегая вперед, замечу в скобках, что сама жизнь подтвердила правоту Кузнецова. В январе 1947 года Балтийский флот разделили на 4-й и 8-й ВМФ, а в январе 1956 года вернулись к первоначальной организации.)
Однажды Сталину уже пришлось столкнуться с отпором и услышать аналогичный ответ на свой разнос. В 1941 году, когда на кон была поставлена судьба державы, начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков, услышав из уст Хозяина, что он, Жуков, «мелет чепуху», вспылил, попросив освободить его от занимаемой должности и послать на фронт. Тогда Жукова, который органически ненавидел штабную работу, послали командовать фронтом.
Генерал организовал и блестяще провел контрудар под Ельней. В этих боях родилась советская гвардия. Но то, что могло сойти с рук в трагическом 1941-м, было совершенно невозможно в послевоенном 1946-м. Именно в этом году началась опала маршала Жукова, а Кузнецов лишился своего поста наркома ВМФ (наркомат был упразднен «за ненадобностью»).
Во время войны полководцы и военачальники привыкли к известной доле свободы. Им приходилось не только выполнять приказы Верховного главнокомандующего, но и отстаивать свое мнение перед Ставкой. На какое-то время Сталину пришлось смириться с тем, что не всегда его точка зрения может считаться единственно правильной. Военные это заметили.
В последних числах марта 1944 года Маршал Советского Союза Василевский на фронте под Мелитополем, оставшись наедине с маршалом Ворошиловым в его салон-вагоне, заговорил с бывшим наркомом обороны о характере вождя и спросил по секрету: «Неужели нельзя было раньше высказывать Сталину в необходимых случаях свои возражения?» После некоторого раздумья Ворошилов ответил: «Раньше Сталин был не таким. Наверное, война научила его многому. Он, видимо, понял, что может ошибаться и его решения не всегда могут быть самыми лучшими и что знания и опыт других могут также быть полезными.
Сказались на Сталине и годы: до войны он был моложе и самоувереннее…»7 После войны Хозяин решил со всем этим покончить.
В стране закрутился маховик новых репрессий. Еще 14 декабря 1945 года был арестован маршал авиации Худяков. А в марте 1946 года было образовано Министерство государственной безопасности СССР. Менее чем через два месяца министр Меркулов, который был выдвиженцем Берия, лишился своего поста. 7 мая 1946 года новым министром стал 38-летний генерал-полковник Виктор Семенович Абакумов, во время войны возглавлявший Главное управление контрразведки «СМЕРШ». Это был личный выбор Сталина, который начал разыгрывать многоходовую комбинацию по перетасовке высших командных кадров.
Именно Абакумов представил Сталину совершенно секретный доклад, в котором обстоятельно перечислил многочисленные попытки оппозиционно настроенных немецких офицеров «убрать» ненавистного им Гитлера. Виктор Семенович умел разоблачать врагов народа и ловить шпионов, но был абсолютно не искушен в тонкостях политической интриги.
Подозрительный вождь решил нанести превентивный удар и обезопасить себя в будущем от любых попыток со стороны военных оттеснить его, Сталина, от власти. Перед Абакумовым была поставлена задача искоренить «жуковский дух» в армии. «Чувствуя свою правоту в том или ином спорном вопросе, Георгий Константинович мог довольно резко возражать Сталину, на что никто другой не отваживался»8.
Абакумов попросил у Сталина санкцию на арест Жукова и Кузнецова, но не получил ее.
Высокий профессионализм и чувство собственного достоинства у большинства военных связывались, быть может без достаточно веских к тому оснований, прежде всего с именем маршала Жукова. Он был для них фигурой знаковой. Таким же для офицеров флота был адмирал Кузнецов. И хотя Жуков и Кузнецов никогда не поддерживали близких отношений и во многом были антиподами, в глазах властей предержащих их имена на целый ряд лет оказались связанными воедино, что немедленно сказалось на жизни и судьбе как полководца, так и флотоводца.
Абакумов, который в возрасте 12 лет окончил четыре класса городского училища в Москве и на этом завершил свое образование, понял приказ буквально и попросил у Сталина санкцию на арест Жукова и Кузнецова, но не получил ее.
Телефоны в квартире маршала Жукова на улице Грановского прослушивались еще со времен войны. И когда в самом конце победного 1945 года на квартиру Жукову позвонил Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков, то об этом звонке было незамедлительно доложено Хозяину.
Новиков был возмущен настойчивым желанием Сталина присвоить своему сыну Василию генеральское звание и нелицеприятно отозвался о Верховном. Жуков не стал обсуждать эту щекотливую тему и дипломатично посоветовал Новикову подписать представление Василия Сталина к званию генерал-майора авиации.
Прошло несколько месяцев. 4 марта 1946 года командующий ВВС Главный маршал авиации дважды Герой Советского Союза Александр Александрович Новиков, неделей ранее избранный депутатом Верховного Совета СССР, был отстранен от занимаемой должности, а в ночь с 22 на 23 апреля — арестован (депутатская неприкосновенность не помогла).
Вдумаемся в этот факт. Один из главных творцов победы, человек, имевший исключительные заслуги перед Отечеством, был репрессирован менее чем через год после окончания войны! Подобной тирании европейская цивилизация не знала уже несколько столетий. Закрутился маховик новых репрессий.
Уже 11 мая по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Новиков был лишен воинского звания, всех наград и осужден на 5 лет лишения свободы. Костоломы Абакумова получили от него показания, которые можно было использовать против Жукова.
1 июня 1946 года Сталин созвал Высший Военный Совет, на котором были зачитаны показания теперь уже бывшего Главного маршала авиации Новикова против Жукова. И хотя маршалы и генералы выступили с критикой Жукова, никто из них не заявил о необходимости его ареста. Более того, маршал бронетанковых войск дважды Герой Советского Союза Павел Семенович Рыбалко смело заявил, что показания Новикова получены в результате применения допросов с пристрастием, и что органы в состоянии кого угодно принудить подписать любую нелепость.
Вождь впервые столкнулся пока еще не с военной оппозицией, но с уже отчетливо сформировавшимися в военной среде корпоративными интересами. Он предпочел воздержаться от предполагавшегося ареста полководца и был вынужден удовлетвориться его снятием с поста заместителя министра Вооруженных сил СССР — Главнокомандующего Сухопутными войсками и перемещением из Москвы сначала в Одессу, а затем — в Свердловск.
В конце февраля 1947 года на пленуме ЦК ВКП(б) маршал Жуков был выведен из числа кандидатов в члены ЦК. В этом же месяце Адмирал флота Кузнецов был снят с поста заместителя министра Вооруженных Сил СССР — Главнокомандующего военно-морскими силами и направлен служить на третьестепенную должность в Ленинград.
3 марта 1947 года на пост министра Вооруженных Сил СССР, который до этого занимал сам Генералиссимус, был назначен абсолютно штатский человек Николай Александрович Булганин. И хотя ему присвоили звание Маршала Советского Союза — он не стал от этого военным. Маршальское звание Булганину было присвоено накануне 30-летия Октябрьской революции, причем это было сделано по инициативе Сталина: «Я думаю, что мотивы моего предложения не нуждаются в комментариях, — они и так ясны»9.
Действительно, комментарии не были нужны Молотову, Микояну, Ворошилову, Андрееву и Берии, которые проголосовали за сталинское предложение. Однако современному читателю такие комментарии необходимы.
Предоставим слово генерал-лейтенанту Судоплатову: «Он был не в состоянии справиться с серьезными проблемами мобилизации и изменений в структуре Вооруженных сил. Я несколько раз сталкивался с ним в Кремле во время совещаний глав разведслужб. Его некомпетентность просто поражала. Булганин не разбирался в таких вопросах, как быстрое развертывание сил и средств, состояние боевой готовности, стратегическое планирование.
…Булганин всеми средствами старался избегать ответственности, за принятие решений. Письма, требующие немедленной реакции, месяцами оставались без подписи. Весь секретариат Совета Министров был в ужасе от такого стиля работы… Назначив министром Вооруженных сил Булганина, которого военные не уважали, Сталин достиг цели и стал вершителем судеб как настоящих командующих… — так и самого Булганина.
Булганин никогда бы не взял на себя ответственность за любое серьезное решение, даже входящее в его компетенцию, хотя никто не мог ничего сделать без его резолюции. Таким образом, ни одна из сторон — ни истинные лидеры, ни дутая фигура — не могли действовать независимо друг от друга. Это поощряло вражду и соперничество между военными»10.
Чтобы закрепить и усилить вражду и соперничество, товарищ Сталин провел еще одно назначение. В ноябре 1948 года заместителем министра и начальником Генерального штаба был назначен генерал армии Сергей Матвеевич Штеменко. Перед войной с должности командира танкового батальона он был направлен на учебу в Академию Генерального штаба: пребыванием в этой должности и ограничивалась его командная практика. Он встретил войну в звании подполковника Генерального штаба, где и прослужил всю войну, закончив ее генерал-полковником.
Прославленные полководцы и военачальники Великой Отечественной войны вынуждены были смириться с этими назначениями, которые были абсолютно невозможны еще годом или двумя ранее. Высший командный состав был обуздан «Теперь они и хвосты задрали», — пренебрежительно сказал о военных Генералиссимус11. Вождь блестяще провел кампанию по укреплению собственной власти. На сей раз он обошелся без массовых репрессий, как это было десятью годами ранее, и на какое-то время ограничился нравственным унижением тех, кто имел привычку с ним «ругаться».
Жена Героя Советского Союза генерал-полковника Гордова, беседуя с мужем с глазу на глаз, заметила, что все военные присмирели. Даже маршал Жуков не стал исключением. «Какой могучий дух сломили», — заключила генеральша Гордова, не подозревавшая, что ее доверительный разговор с мужем будет записан на магнитофон сотрудниками МГБ, а его содержание доложено Сталину.
Генеральша была права. Фактически ее слова сохранили маршалу свободу, а героя Сталинградской битвы генерала Гордова арестовали, подвергли пыткам и расстреляли. Маршал Жуков в разговоре с офицерами своего штаба сказал о постигшей его опале с солдатской прямотой: «Попал в дерьмо — не чирикай!»
В устах Кузнецова подобная фраза была невозможна, поэтому с ним поступили более жестко.
В феврале 1948 года по «делу четырех адмиралов» его судили сначала судом чести, а затем передали дело в Военную коллегию Верховного суда СССР. Бывшего Главкома и его подчиненных обвиняли в передаче союзникам секрета парашютной торпеды и низкопоклонстве перед Западом. Адмиралы пытались доказать судьям, что в их действиях отсутствовал состав преступления, ибо никакого секрета не было в природе и чертеж торпеды был опубликован даже в популярном журнале.
Судьи не вняли очевидным фактам. Кузнецов был приговорен к снижению в воинском звании до контр-адмирала — на три ступени вниз, а его подельники получили различные сроки тюремного заключения. Во время суда бывшему Главкому была предложена лазейка: его попросили подтвердить, что он не давал письменного разрешения на передачу чертежей. Николай Герасимович не воспользовался этой возможностью, с достоинством заявив, что он отвечает за все, что происходило в его наркомате.
Итак, контрадмирал Кузнецов был оставлен на свободе и направлен служить на Дальний Восток.
Сброд тонкошеих вождей» так и не признал его своим
Очевидный для всех профессионализм флотоводца и сопряженная с ним всем хорошо известная личная независимость Николая Герасимовича ассоциировались в глазах Хозяина с нелояльностью по отношению к нему лично: ведь всей своей предшествующей блестящей карьерой Адмирал флота был обязан только ему.
В неполные 35 лет Кузнецов получил красный пакет, в котором было постановление правительства о его назначении наркомом ВМФ. «Со смешанным чувством радости и тревоги читал я этот документ. Быстрый подъем опасен не только для водолазов. Столь быстрое повышение по служебной лестнице тоже таит в себе немало опасностей. Я это хорошо понимал еще в молодые годы, потому и просил после академии назначить меня на корабль старпомом, чтобы двигаться по службе последовательно. Мечтал, конечно, командовать кораблем. О большем не думал. Но за последние годы мое продвижение стало уж очень стремительным. Его можно было объяснить в то время лишь бурной волной вынужденных перемещений…»12 .
Среди сталинских наркомов Кузнецов резко выделялся своей образованностью. «Сброд тонкошеих вождей» — это сказано не про него. Он окончил не только полный курс Ленинградского Военно-морского училища им. М.В.Фрунзе, но и Военно-морскую академию в Ленинграде. (Сейчас Академия носит имя Н.Г.Кузнецова.)
В 1932 году, после окончания Академии, Кузнецов по его просьбе был назначен старшим помощником командира новейшего черноморского крейсера «Красный Кавказ», который был модернизирован по последнему слову техники. На крейсере была даже катапульта и два самолета. «Это давало возможность обнаруживать противника как можно раньше, чтобы нанести ему удар на пределе дальности огня наших орудий»13. Не тогда ли будущий Главком ВМФ понял, что без корабельной авиации невозможно завоевать господство на море?
В ноябре 1933 года Кузнецова назначили командиром крейсера «Червона Украина». Он прокомандовал крейсером около трех лет. Это время стало самым безмятежным и счастливым периодом его службы на флоте. Кузнецов успешно командовал кораблем, который очень скоро стал флагманом Черноморского флота.
«Командование кораблем — как бы венец корабельной службы. Пройдя этот этап и став командиром соединения, продвигаясь дальше по службе, офицер начинает другую по своему характеру работу. Чисто корабельная служба на этом кончается. Но опыт, полученный офицером на кораблях, продолжает ему служить, как бы высоко он ни поднимался по служебной лестнице»14.
Члены правительства любили бывать на «Червонной Украине» и хорошо запомнили капитана I ранга Кузнецова. Именно его в августе 1936 года назначили военно-морским атташе и главным военно-морским советником в республиканской Испании. Там Николай Герасимович приобрел бесценный боевой опыт. В августе трагического 1937 года Кузнецов был назначен заместителем командующего Тихоокеанским флотом, а уже в марте 1938-го встал во главе этого флота.
Ровно через год молодого командующего назначают заместителем наркома ВМФ, а через месяц — наркомом. «Бурная волна вынужденных перемещений» подхватила недавнего командира крейсера и подняла на самый верх. Два его предшественника на посту наркома ВМФ были арестованы и расстреляны как враги народа. Никто не мог поручиться, что Кузнецова не ожидает их судьба.
«Сброд тонкошеих вождей» так и не признал его своим. Когда 17 сентября 1939 года в соответствии с секретными статьями пакта Молотова-Риббентропа войска Красной армии перешли государственную границу и вступили на территорию Польши, то нарком ВМФ узнал об этом «освободительном походе» из газет.
Полагая, что его как члена правительства должны были заблаговременно проинформировать об этом решении, он заявил резкий протест Председателю Совнаркома Молотову. Молотов был вторым человеком в партии и государстве и с недоумением воспринял демарш человека, менее четырех месяцев тому назад ставшего наркомом. Он увидел в Кузнецове ту степень внутренней свободы, которая была абсолютно недопустима для тех, кто входил в ближний круг Сталина. Это было то, что эти люди на дух не принимали.
Незадолго до начала войны Кузнецов испортил отношения с всесильным Лаврентием Берией. Узнав о том, что немецкие самолеты нагло ведут разведку в территориальных водах СССР и фотографируют военно-морские базы, нарком своей властью отдал приказ сбивать самолеты-нарушители. За это он мог поплатиться жизнью: Берия донес Сталину об этом приказе наркома и, интригуя, стал утверждать, что Кузнецов может спровоцировать войну с Германией.
Сталин вызвал Кузнецова и в присутствии Берия потребовал отменить приказ. Нарком подчинился, но проявил характер. Запретив сбивать нарушителей, он приказал авиации флота принуждать их к вынужденной посадке на советские аэродромы.
В первый день войны флот не потерял ни одного боевого корабля
Николай Герасимович настойчиво готовил флот к будущей войне. Он добивался, чтобы моряки учились поражать противника на предельной дистанции и первым же залпом, потому что в бою для повторного залпа может просто не быть времени. Он разработал три формы оперативной готовности флотов, и к моменту начала войны на всех флотах уже умели быстро переходить на более высокую ступень боевой готовности.
При готовности № 3 предполагалось, что в течение 6 часов должно быть сформировано боевое ядро флота и пополнен запас топлива и боеприпасов. Готовность № 2 предполагала, что боевое ядро будет сформировано за 4 часа, а готовность № 1 — за один час. Это позволило предупредить внезапное нападение немцев на советские военные корабли. 18-19 июня 1941 года по приказу наркома ВМФ флоты и флотилии были приведены в готовность № 2, а на исходе 21 июня, в 23 часа 37 минут, он отдал приказ перейти на готовность № 1, что и было исполнено к 00 часам 22 июня.
В результате в первый день войны флот не потерял ни одного боевого корабля: налеты фашистской авиации на военно-морские базы были безрезультатны. В этот же день на аэродромах и в воздухе было уничтожено 1200 советских самолетов. Так день 22 июня 1941 года — этот трагический день отечественной истории — стал звездным часом в жизни флотоводца.
<rg-embed data-id="248597" code="
«>
Во время войны Кузнецов не побоялся пойти на конфликт с армейским комиссаром I ранга Мехлисом, которого называли вторым «я» Сталина. Один из инициаторов Большого террора, Лев Захарович Мехлис давно уже принадлежал к партийной элите страны и, пользуясь безграничным доверием фанатично почитаемого им Сталина, позволял себе безапелляционно вмешиваться в дела военного командования. Он мог отдать приказ без суда расстрелять перед строем генерала и был в состоянии лично застрелить офицера, заподозренного им в трусости.
В 1942 году после оставления Крыма Мехлис потребовал от Кузнецова отдать под суд одного контр-адмирала, возглавлявшего Керченскую военно-морскую базу, пригрозив, что в противном случае он, Мехлис, прикажет расстрелять виновного своей властью. «Этого вы не посмеете сделать», — твердо ответил ему Кузнецов. Жизнь контр-адмирала была спасена, отношения с Мехлисом безнадежно испорчены.
После войны Главком ВМФ Кузнецов по различным принципиальным вопросам вступал в конфронтацию с Булганиным, Хрущевым и даже Брежневым. Хрущева он резко осадил в присутствии Сталина, когда Никита Сергеевич позволил себе подавать некомпетентные реплики во время доклада Главкома по поводу судостроительной программы: дескать что вы рассуждаете о том, в чем не разбираетесь.
Будущему автору «Малой земли», в звании генерал-лейтенанта назначенному на пост начальника политуправления ВМФ без согласования с Главкомом, Кузнецов в глаза заявил, что он, Брежнев, на флоте никогда не служил и специфики флотской службы не знает. Пожалуй, примеров достаточно.
Компетентность флотоводца была столь высока, а его репутация столь безупречна, что даже такая власть не могла с этим не считаться. Еще одно обстоятельство давало Кузнецову дополнительную степень свободы: ближний круг Сталина предпочитал не вмешиваться в дела флота, потому что те, кто в него входили, ничего не понимали во флотских делах и боялись конфуза. Поэтому жизнью и судьбой Кузнецова мог распорядиться и всегда распоряжался только сам Хозяин.
К началу 1950-х Сталин убедился в безусловной лояльности высшего комсостава. Генерал-полковник Абакумов выполнил поставленную перед ним задачу. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. 14 июля 1951 года министр МГБ был арестован, а уже 20 июля Кузнецов вновь был назначен военно-морским министром СССР. Впоследствии адмирал поведал об отношении Сталина к своим сподвижникам:
«Отношение к людям у него было как к шахматным фигурам и преимущественно к пешкам. Он мог убрать любую фигуру с шахматной доски и поставить ее вновь, если игра требовала этого. В таких случаях он не был даже злопамятен, и репрессия, пронесшаяся над человеком по его же приказу, не служила препятствием для полного доверия к нему в последующем»15.
Об адмирале Юмашеве, предшественнике Кузнецова на посту министра, Сталин не без иронии сказал, что государство, которое тратит на строительство флота миллиарды, «не может ждать, пока министр перестанет пить»15. Впрочем, пьянство Юмашева в глазах вождя было все же меньшим грехом, чем человеческое достоинство Кузнецова.
Адмирал Юмашев сохранил свое воинское звание, в то время, как возвращенный в Москву Кузнецов не был восстановлен в звании Адмирала флота и (уникальный случай!) стал министром в звании вице-адмирала, которое было присвоено ему в 1951 году в бытность на Дальнем Востоке. В этом звании министр оставался вплоть до смерти Сталина.
Главком продолжал ратовать за строительство авианосцев, полагая, что без них советский ВМФ навсегда останется флотом прибрежным и вдали от своих берегов не сможет противостоять флотам вероятного противника. Кузнецов своевременно осознал, какие новые возможности для создания подводного океанского флота таит в себе ядерная энергия.
По его инициативе началась разработка проекта подводной лодки нового поколения — с атомной энергетической установкой. Именно такие подводные лодки стали впоследствии основой океанского могущества страны. Кузнецов настаивал на необходимости проектирования и строительства специальных десантных судов и крейсеров с реактивным и ракетным оружием. Для того, чтобы эти прозорливые замыслы обрели плоть и кровь, нужна была новая государственная программа военного судостроения.
Уже после смерти Сталина Кузнецов настойчиво ставил перед правительством вопрос о необходимости принятия новой десятилетней кораблестроительной программы. Как сама программа, которая требовала огромных капиталовложений, так и настойчивость Кузнецова вызвали нескрываемое раздражение Первого секретаря ЦК КПСС Хрущева. «Флот вам этого никогда не простит!» — бросил в лицо Первому секретарю Главком ВМФ после того, как утверждение кораблестроительной программы было в очередной раз отложено.
Хрущев не мог забыть ему этого. Только иронией истории можно объяснить то, что пострадавший от сталинского произвола адмирал воспринимался Хрущевым как ставленник Сталина и олицетворял в его глазах бонапартистские настроения военных. Кузнецов и Жуков были для Хрущева наиболее ярким воплощением этих тенденций.
Еще до того, как Хрущев провозгласил курс на преодоление культа личности и начал исключительно непопулярную в армии кампанию по сокращению Вооруженных сил на 1 миллион 200 тысяч человек, он решил приструнить военных, устроив «показательную порку» Главкому ВМФ. Ему удалось сделать это руками Жукова.
Путем несложной аппаратной интриги до сведения Жукова, назначенного в феврале 1955 года на пост Министра обороны СССР, было доведено, что Кузнецов якобы возражал против этого назначения. Злопамятный маршал заявил, что он никогда ему это не простит. Отставка адмирала была предрешена. Кузнецов это прекрасно понял и сам написал рапорт с просьбой освободить его от занимаемой должности.
Главком, чье здоровье стало уже сдавать, не страдал честолюбием и попросил министра предоставить ему менее ответственную и более спокойную должность. Этот поступок лишь взбесил Жукова, расценившего рапорт как нежелание Кузнецова служить с ним. Уже не только Хрущеву, но и Жукову было мало просто отставки Николая Герасимовича. Они жаждали расправы с ним.
Власти был нужен подходящий повод — повод представился. 29 октября 1955 года на линкоре «Новороссийск» произошел взрыв, унесший жизнь свыше 600 человек. К этому моменту Кузнецов уже несколько месяцев находился в госпитале, однако именно на него была возложена вина за гибель корабля.
Прославленный флотоводец был снят с должности, снижен в воинском звании до вице-адмирала и уволен в отставку без права восстановления и работы на флоте. Так поступили с человеком, по инициативе которого был установлен День Военно-Морского Флота СССР, учреждены ордена и медали Ушакова и Нахимова, созданы Нахимовские училища…
Трудно себе представить, что пришлось пережить Николаю Герасимовичу! Мало того, что человека, столько сделавшего для страны, с позором изгнали со службы, ему еще пришлось пережить фактическое уничтожение флота, демонстративно предпринятое Хрущевым сразу же после его отставки. Была прекращена достройка 7 легких крейсеров, на постройку которых уже израсходовали 1,5 миллиарда рублей17.
Хрущев решил перековать мечи на орала. Через несколько лет недостроенные корабли превратились в груды ржавого металла и были порезаны на металлолом. Одновременно с ними пустили на металлолом недостроенные линкоры и тяжелые крейсера. Да, это были те самые тяжелые крейсера, о которых мечтал Сталин. Флоту был нанесен непоправимый урон.
Ровно через два года после отставки Кузнецова Хрущев снял маршала Жукова с поста министра обороны, обвинив его в бонапартизме. Через несколько лет он вспомнил о Николае Герасимовиче и посетовал, что бывший Главком ни разу не попытался с ним встретиться и объясниться: «Не мне же идти к нему на поклон».
Когда Кузнецову передали слова Первого секретаря, его ответ был таков: «Хожу с женой и детьми в Большой и Художественный театры, в концерты и на выставки. А поход к Никите Сергеевичу в мои планы не входит»18.
От службы во флоте я отстранен, но отстранить меня от службы флоту — невозможно»
Вице-адмиралу Кузнецову установили обычную, хотя и генеральскую, пенсию, а не персональную пенсию, полагавшуюся бывшим наркомам и министрам, лишили всех льгот. Обремененный семьей пенсионер, чтобы свести концы с концами, самостоятельно выучил английский язык и стал заниматься переводами. Кроме того, он начал работать над своими воспоминаниями.
К работе в архивах его не допустили, и Николай Герасимович писал свои мемуары по памяти. Писал сам, не прибегая к услугам журналистов и литературных обработчиков. Его книги «Накануне» и «На флотах боевая тревога» вышли еще при жизни автора, имели огромный успех и до сих пор пользуются читательским спросом.
Кузнецову предложили стать членом Союза писателей СССР. Он лишь усмехнулся в ответ, ибо писателем себя не считал. После смерти флотоводца единственный вечер его памяти был проведен Союзом писателей. «От службы во флоте я отстранен, но отстранить меня от службы флоту — невозможно».
- 1. Кузнецов Н. Г. Накануне. Курсом к Победе. М. 1991. С. 243.
- 2. Из мемуаров Ш. де Голля//Невежин В. А. Застольные речи Сталина. Документы и материалы. М. СПб. 2003. С. 409.
- 3. Малышев В. А. «Пройдет десяток лет, и эти встречи не восстановишь уже в памяти»: Дневник наркома//Источник. 1997. № 5. С. 132.
- 4. Костев Г. Г. Военно-Морской Флот страны (1945-1995). Взлеты и падения. СПб. 1999. С. 25. В плане предусматривалось выделение 13,8 миллиарда рублей на строительство 4 тяжелых и 30 легких крейсеров и немногим более 8 миллиардов на строительство 352 подводных лодок всех типов. К 1955 году ни один из запланированных тяжелых крейсеров даже не был заложен на судоверфи. Первая послевоенная десятилетняя кораблестроительная программа была выполнена менее чем на 50%.
- 5. Кузнецов Н. Г. Указ. соч. С. 719.
- 6. Там же. С. 261. Жизнь подтвердила правоту Кузнецова. В январе 1947 года Балтийский флот разделили на 4-й и 8-й ВМФ, а в январе 1956 года вернулись к первоначальной организации.
- 7. Василевский А. М. Дело всей жизни. М. 1984. С. 451.
- 8. Штеменко С. М. Генеральный штаб годы войны. Кн. 1. М. 1975. С. 466.
- 9. Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И. В. Сталине. М. 1989. С. 129. 10. Кузнецов Н. Г. Указ. соч. С. 205.
- 11. Сейчас академия носит имя H. Г. Кузнецова.
- 12. Кузнецов Н. Г. Указ. соч. С. 205.
- 13. Кузнецов Н. Г. Крутые повороты: Из записок адмирала. М. 1995. С. 58.
- 14. Костев Г. Г. Указ. соч. С. 21.
- 15. Там же. С. 92, 93.
- 16. Адмирал Кузнецов: Москва в жизни и судьбе флотоводца: Сборник документов и материалов. М. 2000. C. 492.