Для подавления восстания Красная армия использовала артиллерию и авиацию. Сохранились сведения, что по городу выпустили порядка 75 тысяч артиллерийских снарядов. В центре Ярославля разрушили и повредили более двух тысяч жилых домов; взрывы и пожары уничтожили двадцать промышленных предприятий, десятки храмов, около 70 административных зданий, в том числе Демидовский юридический лицей с его бесценной библиотекой.
Погибла в огне эвакуированная из Петрограда в Ярославль большая часть коллекции Артиллерийского исторического музея — военные и художественные ценности, связанные с историей всех родов сухопутных войск России.
Точное количество человеческих потерь в Ярославле неизвестно. Восставшие потеряли около 600 человек в боях. Кроме того, есть информация о расстреле 428 сдавшихся участников восстания. В целом с марта по ноябрь 1918 года советские власти, по некоторым данным, расстреляли более пяти тысяч человек. Сведений о числе погибших красноармейцев не сохранилось. Также не установлено, сколько мирных жителей Ярославля пострадали в ходе боев.
В первый день восстания офицеры арестовали около 200 большевиков и сотрудников советских учреждений. Несколько человек были расстреляны, остальных восставшие поместили на баржу посередине Волги. Когда пленники пытались ее покинуть, в них стреляли. На 13-й день восстания большевики сумели снять баржу с якоря, и течение принесло ее в расположение красноармейцев.
Ярославское восстание оставило в истории след, о котором можно долго рассказывать. Но сегодня мы хотим вспомнить только о двух смертях, которые отмечают его начало и конец. Это гибель председателя Ярославского губисполкома большевика Семена Нахимсона и руководителя восстания белого полковника Александра Перхурова.
Гостиница «Бристоль»
Наш рассказ начинается с дома № 10/25 по улице Кирова. «Бристоль» появился на карте города в 1900-х годах. Гостиница была перестроена из дома начала XIX века с закругленным углом. Возведенная в модном в начале XX века стиле рациональный модерн по проекту известного ярославского архитектора Григория Саренко, она по праву вот уже более ста лет радует взгляд прохожих в самом центре Ярославля.
Здание украшено цветными изразцами. Главный вход в гостиницу располагался сбоку, со стороны нынешней улицы Кирова. Он акцентирован узким архитектурным объемом с парадной лестницей. На углу здания, срезанном так, чтобы открывался вид на перекресток улиц Угличской и Екатерининской (сейчас — Кирова и Андропова), расположен вход в погребок, над ним, на втором этаже, — балкон.
Вообще «Бристоль» был самой дорогой ярославской гостиницей. Он насчитывал более тридцати комфортабельно обставленных номеров. В гостинице было электрическое освещение, роскошные интерьеры номеров, коридоров и залов, уютные кабинеты, водопровод и хорошая еда.
Правда, и платить за это великолепие приходилось немало. Стоимость номеров в «Бристоле» колебалась от 1 до 5 рублей в сутки, а если учесть, что зарплата рабочего накануне Первой мировой войны составляла 12-15 рублей в месяц, то отдых в этой гостинице можно было счесть поистине царским. Кстати, здесь любили отдыхать Федор Шаляпин, Леонид Собинов и Константин Бальмонт.
Рассказывают, что заказчику строительства так понравился результат, что он велел в ресторане на первом этаже гостиницы ежедневно и абсолютно бесплатно накрывать стол для архитектора. Это дорогого стоило, поскольку все, кто бывал в том ресторане в начале 1910-х годов, описывали его исключительно в превосходной степени.
Гостиница «Бристоль», 2024 г. Фото: Александр Шиханов
Видный большевик
И именно здесь разместился председатель губисполкома Семен Нахимсон с женой, приехав в Ярославль. Он был, что называется, видным большевиком, профессиональным революционером, руководителем губернии. Поэтому неудивительно, что его взгляд остановился на «Бристоле»: новые хозяева хотели жить с комфортом, да еще и в удобном, с точки зрения городской географии, месте.
Нахимсон (по некоторым данным, настоящая фамилия — Нахамкес) Семен Михайлович родился 13 ноября 1885 года в Либаве (ныне Лиепая, Латвия) в многодетной еврейской семье. Там же он учился в гимназии. Вообще, Нахимсон был довольно образованным человеком. В 1911 году он получил диплом доктора философско-экономических наук в Бернском университете. Но главным делом его жизни была бурная революционная деятельность.
Еще гимназистом Нахимсон участвовал в «Бунде» — еврейской социалистической партии. Причем Семена привлекало ее радикальное крыло. В 20 лет, в 1905 году, он стал одним из руководителей либавской военно-революционной организации «Бунда». За подготовку восстания либавского гарнизона Нахимсон был заочно приговорен к смертной казни и скрылся за границей.
Там Семен активно делал революционную карьеру. В апреле-мае 1907 года в числе 342 делегатов он принял участие в работе V съезда РСДРП. Возвратился в Россию, вел подпольную работу. Под угрозой ареста вновь сбежал за границу. Жил в Швейцарии, учился в университете и продолжал бороться с ненавистным режимом. В 1912 году Нахимсон опять возвратился в Россию, в Петербург, и вступил в партию большевиков. В эти годы его жизнь состояла из арестов, высылок и продолжения агитации за революцию.
С 1915 года революционер — в армии. Был младшим врачом санитарного отряда Всероссийского союза городов, получил специальное воинское звание зауряд-военврач. Познакомился с сестрой милосердия Лилей, которая стала его женой. В начале 1917 года за революционную агитацию вновь подвергся аресту и должен был попасть под военно-полевой суд. От приговора его спасла Февральская революция, и Нахимсон оказался опять в Петрограде, в должности председателя 1-го Городского райкома, вошел в Петроградский комитет РСДРП (б) и в военную секцию Петроградского совета.
В сентябре 1917 года он стал комиссаром латышских стрелков, которые, как известно, были важной ударной силой большевиков, а через месяц, в октябре 1917 года, был назначен председателем военно-революционного комитета 12-й армии. После Октябрьской революции Нахимсон стал председателем Исполкома Совета солдатских депутатов и комиссаром 12-й армии.
Здесь возник первый скандал: его обвинили в финансовых махинациях. В ходе расследования Нахимсона оправдали, но из 12-й армии убрали. В начале 1918 года его назначили военкомом Ярославского военного округа. В марте-апреле он был вновь обвинен в злоупотреблениях, уже на новом посту, но опять оправдан партийным расследованием с участием, в первую очередь, его друзей-большевиков.
Семен Нахимсон, 1918 год.
Шумная история оказалась полезной для карьеры Нахимсона: в начале июля 1918 года он был назначен председателем Ярославского губисполкома и вместе с женой въехал в комфортный номер гостиницы «Бристоль». До восстания оставались считанные дни.
Расстрел во дворе «Бристоля»
В ночь на 6 июля 1918 года офицеры во главе с белым полковником Александром Перхуровым собрались на Леонтьевском кладбище Ярославля. На 106 человек у них было всего 12 револьверов. Но они смогли быстро и почти бескровно захватить власть в городе, разоружить и арестовать приверженцев новой власти, занять почту, телеграф, радиостанцию и казначейство. Весь центр Ярославля оказался в руках повстанцев.
В этот же день восставшие арестовали порядка 200 партийных и советских работников. Несмотря на слухи о массовой жестокости белогвардейцев, достоверно известно об убийствах только двоих — Закгейма и Нахимсона.
Существует несколько версий убийства Нахимсона. Будем считать наиболее близкой к действительности ту, что изложена Алексеем Толстым в письме Даши Телегиной отцу в романе «Хождение по мукам». Автор помещает свою героиню все в ту же гостиницу «Бристоль», она становится соседкой Нахимсона и наблюдает за происходящим из гостиничного окна, выходящего во двор:
«На нашем дворе раскрылись ворота и вошла группа офицеров, на них уже были погоны. У всех лица возбужденные, все они размахивали оружием. Они вели тучного бритого человека в сером пиджаке. На нем не было ни шапки, ни воротничка, жилет не застегнут. Лицо его было красное и гневное. Они ударяли его в спину, у него моталась голова и он страшно сердился. Двое остались его держать около гаража, остальные отошли и совещались.
В это время с черного крыльца нашего дома вышел полковник Перхуров, — я его в первый раз тогда увидела, — начальник всех вооруженных сил восстания… Все отдали ему честь. Это человек страшной воли — провалившиеся черные глаза, худощавое лицо, подтянутый, в перчатках, в руке — стек. Я сразу поняла: это — смерть тому, в пиджаке.
Перхуров стал глядеть на него исподлобья, и я увидела, как у него зло обнажились зубы. А тот продолжал ругаться, грозить и требовать. Тогда Перхуров вздернул голову и скомандовал — и сейчас же ушел…
Двое — те, кто держали, отскочили от толстого человека… Он сорвал с себя пиджак, скрутил его и бросил в стоящих перед ним офицеров, — прямо в лицо одному, — весь побагровел, ругая их. Тряс кулаками и стоял в расстегнутом жилете, огромный и бешеный. Тогда они выстрелили в него. Он весь содрогнулся, вытянув перед собой руки, шагнул и повалился. В него еще некоторое время стреляли, в упавшего. Это был комиссар-большевик Нахимсон… Папа, я увидела казнь! Я до смерти теперь не забуду, как он хватал воздух…».
Двор «Бристоля», где произошла описанная сцена, все тот же, что и сто лет назад. Если не считать таких примет времени, как пластиковые окна, гофрированные трубы вытяжек и ящики кондиционеров. Но каждый ярославец или гость города может зайти туда и попытаться представить, как все происходило, в какое окно поместил Дашу Телегину писатель, где был Нахимсон, где стрелявшие. Тем более, что подходящая стенка из красного кирпича, видная из окон гостиницы, во дворе есть.
На следствии и в суде глава ярославского восстания Александр Перхуров говорил, что не отдавал приказов о расстрелах Закгейма и Нахимсона. Напротив, узнав об убийствах, он якобы объявил расследование, «так как у меня было одним из основных требований, чтобы никаких самосудов у меня не было». Запишем это противоречие в загадки истории. Тело Нахимсона после разгрома восстания было перевезено в Петроград, где после пышного прощания было захоронено на Марсовом поле.
Завершая рассказ о доме № 10/25 на перекрестке улиц Кирова и Андропова, надо сказать, что сейчас в здании находится офис банка. Раньше, сразу после революции, в «Бристоле» располагались органы советской власти. Потом — ресторан «Русь» и корпус отеля «Волга». В 1980-1990-е годы «Бристоль» был местом встреч ярославской неформальной культурной общественности. И сейчас в здании бывшей гостиницы кроме банка есть несколько кафе.
Похороны Семена Нахимсона в Петрограде, 1918 год.
Доходный дом Сакина
Чтобы рассказать о втором расстреле, который завершил ярославское восстание, нам нужен дом № 48 по улице Собинова. С улицы Кирова мы пройдем к нему краем площади Волкова и улицей Свободы.
Нам нужна часть Собинова между улицами Свободы и Большой Октябрьской. На рубеже XIX-XX веков она называлась по закопанному ручью Нетечей. Здесь в 1902 году началось строительство дома Сакина. Постройка была задумана хозяином, ярославским купцом первой гильдии Михаилом Петровичем Сакиным, как доходный дом, квартиры которого предназначались для сдачи внаем.
Начало XX века стало расцветом в архитектуре ярославского модерна — универсального синтетического стиля нового типа. В нем смешалось стремление к неповторимым решениям и следование определенной концепции, стилевым деталям. Особенно это проявилось при строительстве доходных домов. Одним из ярких их образцов и стал дом Сакина. Для всех жильцов предлагались подходящие квартиры, разной площади и меблировки.
После революции апартаменты Сакина были реквизированы новой властью: тонкие дощатые перегородки со штукатуркой по дранке создавали иллюзию обособленности кабинетов. Именно здесь расположилась ЧК — чрезвычайная губернская комиссия (затем ГПУ), которая в 1922 году проводила суд по делу руководителя ярославского восстания полковника Александра Перхурова.
Дом Сакина, 2024 год. Фото: Александр Шиханов
Полковник
Создатель и руководитель Союза Защиты Родины и Свободы, глава ярославского восстания полковник Александр Перхуров происходил из древнего дворянского рода. Впервые эта фамилия упоминается в новгородских писцовых книгах 1495 года. Представители рода Перхуровых периодически появляются на страницах российской истории в XVII-XIX веках.
Александр Петрович родился 1 января 1876 года в сельце Шерепово Тверской губернии. Окончил 2-й Московский кадетский корпус и 3-е Александровское военное училище. Военная карьера Перхурова началась в 39-й артиллерийской бригаде в Карской области. В августе 1901 года способный поручик был командирован в Николаевскую академию Генерального штаба и после двухлетнего обучения в чине штабс-капитана его перевели во вторую Туркестанскую артбригаду.
В 1904 году началась Русско-Японская война, и Перхуров добровольцем отправился в Маньчжурию, где участвовал в многочисленных боях Русской армии. Затем до 1914 года он служил в Сибирских артиллерийских частях.
С началом Первой Мировой войны в сентябре 1914 года Перхуров прибыл в действующую армию в качестве командира 5-й батареи 16-й Сибирской стрелковой бригады. В январе 1915 года за боевые отличия был произведен в подполковники, в январе 1916 — в чин полковника в связи с награждением орденом Святого Георгия 4-й степени.
В феврале 1917 года распоряжением великого князя Сергея Михайловича полковник Перхуров был избран к назначению на должность командира 186-го Сибирского стрелкового отдельного легкого артиллерийского дивизиона, формируемого на Северном фронте, и в марте вступил в командование частью. В октябре 1917 был представлен к званию генерал-майора.
Однако планы спутала революция. Полковник Перхуров не принял новой власти и присоединился к белому движению. В январе 1918 года он встретился в Новочеркасске с генералом Корниловым, который поручил ему организовать в Москве и Центральной России добровольческие отряды для борьбы с большевиками.
Подпольщик
Перхуров приступил к формированию подпольной антибольшевистской организации. Чтобы найти оружие и деньги, привлек к работе эсера и бывшего террориста Бориса Савинкова, который обещал помочь, но требовал назначить себя руководителем организации. Перхуров согласился. Заговорщики решили назвать свою организацию Союзом Защиты Родины и Свободы (СЗРиС).
В Москве под видом лечебницы открылась конспиративная квартира, которая стала основным штабом СЗРиС. Организация росла, создавались склады с оружием, открывались отделения в Калуге, Ярославле, Рыбинске, Муроме, Казани, Владимире, Коврове, Арзамасе и других городах. К маю 1918 года в СЗРиС состояло более пяти тысяч офицеров.
Первоначально восстание против большевиков планировалось поднять в Москве, но Перхуров был против, считая, что «в Москве много жителей, с началом восстания подвоз продовольствия прекратится, начнется сильнейший голод». В итоге борьбу решили начать в Казани.
Но 30 мая 1918 года большевики захватили московскую лечебницу и нашли план казанского восстания. Начались аресты. Перхуров принял решение о переносе восстания в Ярославль, Рыбинск и Муром. Страны Антанты, которые через Савинкова снабжали заговорщиков деньгами, обещали с началом выступления высадить десант в Архангельске и помочь восставшим.
Главнокомандующий
В ночь на 6 июля 1918 года Перхуров начал восстание в Ярославле, и к полудню большая часть города оказалась в руках восставших. Александр Петрович провозгласил себя Главнокомандующим Ярославской губернии и командующим группой войск Северной добровольческой армии.
Но пришли известия о провале восстаний в Рыбинске и Муроме. «Союзники» затягивали с высадкой десанта на севере России. Тем временем красные части взяли Ярославль в кольцо. Начались тяжелые оборонительные бои, которые длились 16 дней.
Вот как устами Даши Телегиной описывал происходящее в трилогии «Хождение по мукам» Алексей Толстой:
«Что было дальше — плохо помню: все происходившее было продолжением этой казни, все было насыщено судорогами огромного человеческого тела, не хотевшего умирать… Мне велели идти в какое-то длинное желтое здание с колоннами, и там я писала на машинке приказы и воззвания. Носились мотоциклетки, крутилась пыль… Вбегали взволнованные люди, сердились, приказывали; из-за всего начинался крик, хватались за голову. То — паника, то — преувеличенные надежды.
Но когда появлялся Перхуров, с неумолимыми глазами, и бросал короткие слова, — вся суета стихала. На другой день за городом послышались раскаты орудийных выстрелов. Подходили большевики. В нашем учреждении с утра до ночи толпились обыватели, а тут вдруг стало пусто. Город будто вымер. Только ревел, проносясь, автомобиль Перхурова, проходили вооруженные отряды… Ждали каких-то аэропланов с французами, каких-то войск с севера, пароходов из Рыбинска со снарядами… Надежды не сбылись.
И вот город охватило кольцо боя. На улицах рвались снаряды… Валились древние колокольни, падали дома, повсюду занимались пожары, их некому было тушить, солнце затянулось дымом. Не убирали даже трупов на улицах.
Выяснилось, что Савинков поднял такое же восстание в Рыбинске, где находились артиллерийские склады, но восстание подавили солдаты, что села вокруг Ярославля и не думают идти на помощь, что ярославские рабочие не хотят садиться в окопы, сражаться против большевиков… Страшнее всего было лицо Перхурова, — я повсюду встречала его в эти дни. Это — смерть каталась на машине по развалинам города, все происходившее было будто воплощение его воли».
17 июля Перхуров с отрядом в 50 человек вырвался из осажденного Ярославля, намереваясь поднять крестьян на борьбу с большевиками и ударить в тыл красным. Но из этих планов ничего не вышло. 22 июля большевики ворвались в город, начались аресты и расстрелы. Так закончилось ярославское восстание.
Полковник Перхуров на суде, Июль 1922 года.
Беглец и подсудимый
После захвата Ярославля полковник решил идти на восток. Он добрался до Казани, где продолжил борьбу с большевиками уже в составе регулярных сил белой гвардии. Сражался под Казанью, под Бугульмой, в Сибири. Адмирал Колчак произвел Перхурова в чин генерал-майора с присвоением почетного именования Перхуров-Ярославский.
В 1920 году попал в плен, заболел тифом. После содержания в лагерях Иркутска, Челябинска и Екатеринбурга в январе 1921 года его освободили и даже назначили как «военспеца» на службу в штаб Приуральского военного округа. Однако уже в мае его вновь арестовали и доставили в Москву, где почти год шло следствие по делу ярославского восстания.
В июне 1922 года большевики решили устроить над Перхуровым показательный процесс и перевезли его в Ярославль. Суд проходил в зале Волковского театра. Приговор был предсказуемым: «Военная коллегия Верховного трибунала ВЦИК приговорила Перхурова Александра Петровича, 46-ти лет, бывшего генерал-майора, окончившего академию Генерального штаба, потомственного дворянина Тверской губернии, на основании части 1 58-й, 59-й и 60 статей уголовного кодекса, к высшей мере наказания — расстрелу».
21 июля (в годовщину разгрома ярославского восстания) Александр Перхуров был расстрелян во дворе губернского ГПУ — бывшем доходном доме Сакина. Прах его, скорее всего, находится на Леонтьевском кладбище в братской могиле участников восстания 1918 года.
Сейчас в доме № 48 на улице Собинова располагается управление федеральной миграционной службы УМВД России по Ярославской области. С фасада дом оштукатурен и выглядит очень нарядно.
Дом Сакина, след попадания в ризолит. Фото: Александр Шиханов
Но если зайти со двора, то можно увидеть, что ярославский модерн предполагал экономное расходование средств — стены оставлены без штукатурки, как и предполагалось по проекту. Можно представить и возможное место расстрела Александра Перхурова у выщербленной кирпичной стены. Есть там еще одна отметина ярославского восстания, уже не воображаемая, след от попадания снаряда в верхнюю часть выступающего ризолита здания.
106 лет прошло с тех июльских дней, когда в Ярославле сторонники прежней власти выступили против большевиков. За этот век историки уже не раз меняли оценки этого события. Но, кому бы мы ни сочувствовали, надо признать, что в ходе подавления восстания практически весь центр города был уничтожен или изуродован.
Погибли тысячи ярославцев, десятки тысяч остались без крова. Многие затем покинули город и не вернулись никогда. К осени 1918 года население города уменьшилось на 50 тысяч, если сравнивать с днями до восстания, в городе осталось около 76 тысяч человек.
После страшной расплаты за выступление против советской власти Ярославль потерял свой древний вид, до сих пор не оправившись полностью, несмотря на все усилия реставраторов.