Экспериментальная хронология
Восьмиклассников ожидает большая по размерам книга объемом 384 страницы. Такой формат рассчитан на увеличение часов преподавания истории в школе за счет уже решенного на уровне министерства просвещения отказа от расширенного изучения обществознания. Логика в таких переменах просматривается железная: основательное знание истории важнее абстрактных в массе своей обществоведческих штудий, самое время которым в старших классах.
Новый единый учебник истории России для 8 класса написан Владимиром Мединским и Анатолием Торкуновым в экспериментальных хронологических рамках – с формального воцарения 10-летнего Петра I в 1682 г. до кончины Александра I в 1825 г. и последовавшего вслед за ней восстания декабристов. Внешне юного Петра с декабристами не роднит ничто, и новая хронология длиной в 143 года – явление вынужденное. Оставить четвертьвековую эпоху императора Александра Павловича в курсе истории 9 класса в привычных временных координатах XIX столетия уже не получается. В этом случае девятиклассников ждет или суровая перегруженность изложения, или его недопустимая избирательность с изъятием действительно важных событий и исторических фигур.
Впрочем, представленные в учебнике исторические эпохи соединяет воедино одно существенное обстоятельство – это первое столетие возникшей в 1721 г. при Петре Великом Российской империи. О ранней имперской истории России восьмиклассники получат разнообразные знания, очень существенно превышающие как объем, так и качество информации, которые можно было получить об этом времени из советских единых учебников истории. Там рассказ был основан на классовом подходе к прошлому, сквозь представление о “феодально-крепостнической эпохе” излагались и петровские реформы, и блистательные победы русского оружия от Полтавы до изгнания Наполеона. Многочисленные при таком подходе лакуны в учебнике, особенно заметные при обращении к “незнаменитой” в советской историографии отечественной истории XVIII в. после Петра, заполнялись в общественном сознании околоисторической беллетристикой и ее экранизациями. После скучных строк учебника можно было увлечься лихими повествованиями Валентина Пикуля с битвами железных канцлеров, а с наступлением перестройки – переизданиями Казимира Валишевского, излагавшего историю сквозь скрип монарших кроватей, и гардемаринами режиссера Светланы Дружининой.
Обложка учебника.
Ни битв канцлеров, ни гардемаринов как двигателей истории, ни тем более скрипа кроватей в новом учебнике для восьмиклассников нет и близко. При этом изложение получилось интересным, а порой и захватывающим. Единый учебник, как и все его собратья, вобрал в себя все лучшее из предшествующих линеек учебников – в частности, при обращении к петровской эпохе местами хорошо видны интонация и подходы, характерные для работ крупнейшего ее знатока и многолетнего автора “Родины” Николая Ивановича Павленко (1916-2016). Грамотно учтены и те весьма существенные позитивные подвижки, которые с 1990-х гг. достигнуты нашими историками в постижении российского XVIII столетия.
“Экономическая и социальная история не менее интересна”
Ранняя имперская история России разделена в учебнике на пять глав и 54 параграфа, многие из последних сдвоенные. Четыре из них построены по хронологическому принципу: “Рождение Российской империи”, “Россия после Петра I. Дворцовые перевороты”, “Россия в 1760-1790-х гг. Правление Екатерины II” и “Политика правительства Александра I”. А вот четвертая глава “Культурное пространство Российской империи в XVIII в.” адресно посвящена общей для столетия проблематике. Заметим, что культурное пространство первой четверти XIX в. в книгу уже не вместилось, с ним школьники познакомятся уже в 9 классе.
В. Перов. Суд Пугачева. 1879 г.
Уже во введении авторы учебника четко определяют свою позицию насчет трактовок и личностей, которые могли бы в современных условиях быть представлены в учебнике на далекой периферии, а то и вовсе исключены из изложения. Экономическую историю, некогда представленную с “феодально-крепостническим” акцентом, в наши дни вроде бы логично заместить приоритетным вниманием к политической истории и в частности к громким военным победам русского оружия. Авторы учебника такое замещение не приветствуют и изначально подчеркивают тесную взаимосвязь состояния экономики и викторий на полях сражений: “История войн и борьбы за власть захватывает острыми сюжетами и яркими действующими лицами. Но экономическая и социальная история не менее интересна. Между победами русских войск при Лесной и Полтаве, русского флота при Гангуте и Гренгаме и строительством металлургических заводов на Урале и закладкой верфей в Санкт-Петербурге существует прямая связь: первые без вторых были бы просто невозможны. Без понимания условий хозяйственной жизни нельзя ответить на вопрос, почему после жесточайших поражений за удивительно короткий срок России удавалось одерживать победы, которые меняли ход истории”3.
А. Кившенко. Военные игры потешных войск Петра I под селом Кожухово. 1880 г.
Или взять такую любимую советской властью и вроде бы неудобную ныне личность, как Александр Николаевич Радищев. Его 275-летие, пришедшееся на конец августа нынешнего года, общественного резонанса не вызвало4, а в советские годы точно были бы многочисленные публикации и торжественные заседания. Но и без радикального радищевского слова история эпохи неполная. И уже в предисловии к учебнику мы это слово впервые находим: “Писатель XVIII в. А. Радищев так сказал о своем времени: “Столетье безумно и мудро”. На первый взгляд, кажется, что в этом определении соединено несоединимое. Но не будем спешить с выводами. Давайте запасемся терпением и попытаемся познать историю этого противоречивого времени – XVIII столетия”5.
А. Радищев
Читатели учебника терпением запасутся и в параграфе 23-24 “Законная монархия” Екатерины II” обнаружат и портрет Радищева, и краткую характеристику его наследия в той части изложения, где перечислены “вольности”, которые “в конце царствования Екатерины стали выходить за рамки, допускаемые государыней”. “Автор “Путешествия из Петербурга в Москву” А. Радищев в своей книге утверждал, что “самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние”, и считал возможным его уничтожение. О крепостных он писал: “О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные… разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои!”, хотя сам страшился “пагубы зверства” и предпочитал освобождение крестьян за выкуп. Екатерина II назвала Радищева “бунтовщиком хуже Пугачева”; в 1790 г. он был приговорен судом к казни, замененной императрицей на 10-летнюю ссылку в Сибирь”6.
Таким образом, учебник не склонен скрывать Радищева и его главное сочинение (оно есть и в списке дополнительных материалов, рекомендуемых восьмиклассникам для прочтения). Грамотно очерчены и пределы популярности его воззрений: “Взгляды Радищева едва ли были широко распространены в дворянской среде. Зато есть примеры аналогичного образа мыслей у купцов”. Далее указывается, что похожим образом вольнодумствовали купец из Торопца Гаврила Попов (точно не предок первого московского мэра) и “прапорщик из поповичей” Иван Рожнов7.
“Путешествие из Петербурга в Москву” А.Н. Радищева
Отношение к непростой фигуре Радищева хорошо укладывается в общую линию учебника представлять российскую историю в ее единстве и взаимосвязи, без ненужных умолчаний и пристрастности в оценках, порожденной колебаниями “текущего момента”.
Самодержавство совсем не противное
Такой же подход применяется и к монархической власти имперского периода. В свое время советским школьникам, пытавшимся читать учебники вдумчиво, приходилось ломать голову над тем, почему Петр I изображен авторами в целом позитивно, а его преемники на троне – негативно либо вообще карикатурно, не говоря уже о том, что самодержавие как форму правления авторы учебников оценивали строго по-радищевски. В новом едином учебнике “самодержавство” и Российская империя оцениваются строго объективно, без характерных для публицистики восторгов или проклятий.
Петровские преобразования и сам преобразователь представлены в учебнике с акцентом на главное:
“Переустройство страны носило всеобъемлющий, всеохватывающий характер. В результате реформ все стороны жизни общества и государства приобрели новое качество. Страна сделала значительный шаг в своём развитии. В науке подобные изменения называют модернизацией”8. Но при этом не скрывается, что модернизация проходила в глубоко традиционном обществе, Петр постоянно спешил, даже новую столицу на берегах Невы с ее регулярной планировкой строил, чтобы поскорее преодолеть засилье “кривых московских улочек, за которыми виднелись крыши вразброс поставленных палат и изб”9.
И. Вишняков. Портрет императрицы Елизаветы Петровны. XVIII в.
Итог же масштабных перемен оказался существенно скромнее задуманного Петром: “Новации слабо затронули традиционную культуру и повседневную жизнь основной массы населения… Самодержавие и крепостнический строй не только не исчезли, а ещё более укрепились. Многие новации, привнесенные с Запада, в условиях российского общества изменялись до неузнаваемости”10.
Отдельная глава, хоть и самая небольшая в учебнике (32 страницы), посвящена 37-летней “эпохе дворцовых переворотов”, наступившей после смерти первого императора. Монаршим личностям этого времени уделено справедливое место, особо отмечается, что “страсти у трона” с появлением на нем женщин и детей срежиссировал сам Петр Великий: “Одной из основных причин наступившей после смерти Петра I эпохи дворцовых переворотов стал его устав “О наследии престола” 1722 г., способствовавший усилению борьбы за власть, в которой всё в конечном итоге решала гвардия”11.
Четко прописано и умение управлять империей Екатерины II, пришедшей к власти в 1762 г. путем государственного переворота: “Екатерина стала крупным государственным деятелем в результате не сказочного случая, а благодаря многолетнему труду, терпению, гибкому уму и необходимому для политика чувству меры в действиях и умению взаимодействовать с самыми разными людьми”12. Царствование ее сына Павла Петровича представлено ближе к традиционным трактовкам, начиная с названия параграфа 38 “Непросвещённый абсолютизм”: внутренняя политика Павла I”13. Но и павловскую эпоху авторы не изображают одной краской, акцентируя внимание на ее противоречивости.
А. Кившенко. Переход Суворова через Чёртов мост. 1895 г.
И Александр I в заключительной главе учебника властитель совсем не “слабый” и отнюдь не только “лукавый”, как язвил юный Пушкин. Это император, пытавшийся осовременить эпоху и в итоге не совладавший с темпом модернизации. В том числе и по такой причине, как “невнятность, умозрительность планов реформ”: “Первая четверть XIX в. оказалась неудачным моментом для проведения серьезных преобразований. Россия была победительницей Наполеона, освободительницей Европы, и континент с 1815 г. жил по правилам, во многом начертанным российским императором. Наша страна со своими абсолютизмом и крепостническими порядками в глазах разных слоёв населения доказала превосходство над революционной Францией. Если всё хорошо, зачем что-то менять?”14
Российская империя: итоги первого столетия
Но при этом учебник разнообразно показывает, что за первые сто лет существования Российской империи в государстве и обществе изменилось очень многое. И изменилось к лучшему: восьмиклассники подробно и объективно узнают о Полтаве и Измаиле, Бородино и взятии Парижа, о Меншикове и Потемкине, Суворове и Кутузове, Шувалове и Дашковой, Ломоносове и Кулибине, Державине и Сперанском, не забывая о том, что “обеспечил необыкновенный взлет могущества России именно народ”15.
Император Павел I. XVIII в.
В учебнике подробно показаны перемены в положении сословий и экономические новации, интересно поданы трансформации повседневности различных слоев российского населения, отдельный параграф 40 “Государство при армии”: жизнь и служба в императорских войсках в XVIII в.” посвящен “военной революции” в императорской России, обозначившей переход “к массовой регулярной армии со штатным расписанием рот и полков, государственным снабжением огнестрельным и холодным оружием, боеприпасами, мундирами, амуницией”16.
“Бунташные” проявления имперской действительности объективно встроены в ткань повествования. Восстание под предводительством Емельяна Пугачева более не величается “крестьянской войной”, но его причины, ход и последствия не замалчиваются и не возвеличиваются17. Восстанию декабристов, которым заканчивается повествование в учебнике, присущи те же черты “невнятности и умозрительности”, которыми отличалась политика Александра I. Вполне уместны и жесткие характеристики декабристов, за которые, появись они в печати в советское время, авторов отлучили бы от исторической науки на всю оставшуюся жизнь. “Говоря о программах декабристов, мы имеем дело с утопией”. На Сенатской площади “действия заговорщиков приняли характер невразумительной импровизации… все дальнейшие действия для них заключались в стоянии на площади и ожидании неизвестно чего”18. Но прощание с многолетней мифологией сочетается в учебнике с грамотным анализом причин и последствий выступления декабристов.
- 1. См.: Родина. 2024. N 9, 10.
- 2. Мединский В.Р., Торкунов А.В. История России. 8 класс. XVIII – начало XIX в. М., 2024.
- 3. Там же. С. 3.
- 4. Исключением стала статья писателя Павла Басинского в “Российской газете”: Басинский П. Радищева только за книгу приговорили к смертной казни – единственный случай в России // Российская газета. 2024. 2 сентября. С. 11.
- 5. Мединский В.Р., Торкунов А.В. История России. 8 класс. XVIII – начало XIX в. С. 4.
- 6. Там же. С. 156.
- 7. Там же. С. 156-157.
- 8. Там же. С. 109.
- 9. Там же. С. 93.
- 10. Там же. С. 109-110.
- 11. Там же. С. 145.
- 12. Там же. С. 149.
- 13. Там же. С. 230.
- 14. Там же. С. 344.
- 15. Там же. С. 4.
- 16. Там же. С. 246.
- 17. Там же. С. 195-199.
- 18. Там же. С. 351-353.