“РГ” обратилась за комментарием в Третьяковскую галерею. Заместитель директора музея по научной работе Татьяна Карпова рассказала о причинах и последствиях структурной реорганизации отделов искусства ХХ века внутри Третьяковской галереи.
Василий Кандинский, стоявший у истоков создания Музея живописной культуры, заметил, что МЖК открывает дверь в мастерскую художника. В конце ХХI века эту дверь в мастерскую современных художников открывал Отдел новейших течений ГТГ. Означает ли реорганизация и закрытие отдела новейших течений, что музей теперь эту дверь закрывает?
Татьяна Карпова: Третьяковская галерея не закрывает дверь новому искусству. В наших планах – выставка Кирилла Александрова, Валерия Юрлова. В январе 2025 мы откроем выставку Франциско Инфанте. Инфанте вообще уже классик кинетического искусства, искусства второй половины ХХ века. В 2025 году даже странно называть искусство, которое начиналась в 1960-1970-х годах, новейшими течениями.
Фактически отдел новейших течений искусства конца ХХ века становится сектором внутри искусства второй половины ХХ века. При этом он сохраняет самостоятельность. Наталья Сидорова, которая возглавляла отдел новейших течений последнее время, остается главой одноименного сектора. Я не вижу причин для беспокойства.
Если все остается по-прежнему, в чем смысл реорганизации?
Татьяна Карпова: У нас было фактически три отдела, которые занимались искусством конца ХХ века и рубежа веков. Это отдел новейших течений ХХ-ХХI века, отдел живописи второй половины XXI века и фонд экспериментального искусства. Речь идет об их объединении. Есть художники, которые занимались и живописью, и инсталляциями, и фотографией, например. Их произведения оказываются в трех этих фондах. При работе над их ретроспективами или академическим каталогом удобнее, чтобы этим занимались хранители не трех отделов, а одного.
А фонд экспериментального искусства давно существует?
Татьяна Карпова: С конца 1980-х… И научные сотрудники, и руководство музея понимали, что возникают новые художественные направления в конце ХХ века. Надо было понять, как с ними работать, собирать, хранить… И наши молодые сотрудники тогда создали этот фонд экспериментального искусства. Еще до получения той большой коллекции, собранной Андреем Ерофеевым в музее в Царицыно. В фонде было более 200 графических и живописных работ. Собранная Андреем Владимировичем коллекция, которую он передал в Третьяковскую галерею, была, разумеется, много больше.
Современное искусство не только живопись, графика, фотография, скульптура, но и видео, перформансы, инсталляции, стрит-арт… Кто станет их “ангелом-хранителем”?
Татьяна Карпова: Министерство культуры не так давно утвердило новую инструкцию по учету и хранению музейных ценностей. Там, в частности, речь шла о сохранении произведений, в том числе больших инсталляций, работ, созданных с использованием новых материалов или на цифровых носителях. Искусство на цифровых носителях, кажется, легче хранить. Но носители все время меняются. Надо сохранять на новых носителях? Или оригинал должен показываться именно на том носителе, для которого он делался? Или как сохранять, скажем, объекты, созданные с использованием флуоресцентных ламп, которые уже не выпускаются… Эти вопросы так или иначе решают реставраторы и хранители музеев во всем мире. Инструкция Минкульта предполагает для хранения таких произведений создать фонд экспериментального искусства.
А поскольку отдел с таким названием, но другими задачами в Третьяковской галерее был, то реорганизация отделов была необходима и по этой причине.
Какова будет судьба произведений из Отдела новейших течений, которые находятся в Фонде временного хранения?
Татьяна Карпова: Работа с произведениями в этом фонде – нормальный постоянный процесс. Есть эти фонды во всех отделах. Очень долго, например музей принимал фонд Ларионова и Гончаровой. В нем – тысячи работ. Нужно определить автора, датировать работу, написать экспертное заключение. Оформить документацию. Это невидимая публике работа, требующая времени, архивных разысканий, огромного профессионализма. Ее ведут все музеи. Без нее музейные выставки практически невозможны.
С искусством второй половины ХХ века ничуть не проще. Не все авторы живы. У кого-то нет наследников. Какие-то работы созданы в соавторстве. Вы не можете включить работу в собрание, не получив согласие на дарение музею всех авторов.
А если подарки музею художнику не по карману?
Татьяна Карпова: Тогда все еще сложнее. Если мы хотим приобрести работу, ищем спонсоров на приобретение. У Третьяковской галереи нет своих финансов на закупку произведений. Бывают случаи, что вынуждены вернуть работу.
У нас требование Министерства культуры – разобраться с фондами временного хранения в течение нескольких лет. А если учесть, что в конце 2026 года Новая Третьяковка на Крымском валу будет закрываться на реконструкцию, нам предстоит переезд, то, видимо, ближайшие несколько лет акцент будет сделан на временные фонды музея. Комплектование отдела искусства XX-XXI века будет несколько замедлено.
Но это не значит, что мы прекратим комплектование новейшего искусства или что перестанем делать выставки. На всех площадках будут выставки, в которых участвуют произведения новейшего искусства.
Третьяковская галерея только за последние годы делала прекрасные выставки Александра Константинова, Александра Юликова, Игоря Шелковского, Юрия Злотникова, Бориса Орлова, Павла и Михаила Никоновых… Вы правы, это уже мэтры искусства второй половины ХХ века.
Означает ли, что появится отдел, который будет заниматься актуальным искусством XXI века?
Татьяна Карпова: Пока будет заниматься тот же отдел искусства второй половины ХХ века – начала ХХI века. Хотя об этом надо думать.
Нельзя сказать, что в Москве нет музеев современного искусства. Замечательно работают Московский музей современного искусства, Мультимедиа Арт Музей… Есть частные музеи, есть галереи, ярмарки, где можно увидеть работы современных художников. И наши сотрудники, которые занимаются ХХ веком, ходят на эти выставки. Это часть профессии – смотреть новое искусство, находить новые имена… Иногда большие музеи заводят экспериментальный отдел, площадку, скажем так, “молодняка”, где показывают новое искусство.
В наших планах также конкурс среди молодых художников. Мы планируем представлять молодых художников в рамках арт-резиденций.
Арт-резиденции будут в филиале Третьяковской галереи в Самаре?
Татьяна Карпова: Да. Уже подано около 140 заявок. В основном это молодые художники России, есть также из Беларуси. По результатам работы арт-резиденций, может быть, какие-то работы возьмем в свое собрание. Другие, возможно, останутся в Самарском филиале. Какие-то произведения художники заберут с собой. Если опыт будет удачным, будем распространять на все наши филиалы.
Во Владивостоке филиал еще не открылся…
Татьяна Карпова: В Калининграде филиал Третьяковской галереи открывается в конце этого года. Первыми там появятся мультимедийные проекты. Там будут детский музей, экспозиция, посвященная истории ГТГ, стартуют образовательные программы. А первую выставку мы покажем весной 2025, когда отладим климат-контроль. Это огромный проект “Пять веков русского искусства” – от иконы – до конца ХХ века. Второй большой проект, который мы планируем в Калининграде после “Искусства пяти веков”, – выставка “Точка, линия на плоскости”. Там будет диалог искусства авангарда и новейшего искусства ХХ-ХХI веков.
Коллекция отдела новейших течений вначале предполагала создание Музея современного искусства. Собственно, и коллекция Павла Михайловича Третьякова составлялась как коллекция национального искусства, современного ему. Как вы относитесь к идее создания такой институции? Или все же, с Вашей точки зрения, большой музей, такой как Третьяковская галерея, например, или Московский музей современного искусства, – естественная опора для развития коллекции современного искусства?
Татьяна Карпова: Невозможно создавать музейную институцию без коллекции. И вряд ли правильно и честно отбирать у другого музея коллекцию, которую он лелеял, изучал и реставрировал. К сожалению, мы это проходили. Отдайте нам Малевича, а соцреализм оставьте себе, а мы создадим новый музей современного искусства. Это нечестно.
Если говорить о мировых аналогах, то Третьяковская галерея как Tate Britain и Tate Modern. Единый музей, который собирает, хранит, изучает искусство страны на протяжении нескольких веков и показывает его на двух площадках. Причем на выставках в Tate Britain могут быть и произведения новейшего искусства, а в Tate Modern появиться произведения начала ХХ века.
Третьяковская галерея – музей развивающийся, динамичный. Его основные площадки – историческое здание и Инженерный корпус в Лаврушинском переулке и Новая Третьяковка на Крымском валу. После реконструкции здания на Крымском валу у нас будет больше возможностей его показывать искусство ХХ века и новейшие течения рубежа веков.
Немыслимо создавать новый музей и директивно забирать у Третьяковской галереи искусство новейших течений и авангард, превращая ее опять в музей коллекции Павла Михайловича Третьякова. Этот вопрос уже стоял в конце XIX-XX века после смерти Павла Михайловича. Попечители ГТГ, прежде всего Грабарь, приняли решение, что надо двигаться дальше. Еще во времена, когда директором был Игорь Эммануилович Грабарь, в Третьяковской галерее появились работы художников авангарда. Потом был Музей Живописной культуры, который расширил и обогатил коллекцию Третьяковской галереи. На мой взгляд, выставка “Авангард. Список №1” продемонстрировала это прекрасно. Мы храним произведения XI – XXI веков с максимальной ответственностью.
Художники и дарители могут быть спокойны за сохранность работ, переданных в дар Третьяковской галерее?
Татьяна Карпова: Безусловно.