Стояла теплая осень. Близился день Воздвиженья. Я родилась в этот день… Сготовлю кашу из тыквы, может быть, даже поджарю картошки…
Анастасия Цветаева.
Моя Сибирь
Пересыльные тюрьмы. Один лагерь, другой. Потом – вечная ссылка. Была бы вечной, но не вечны правители.
Из Сибири Анастасия Цветаева возвращалась с тетрадками рукописей, оставляя местным жителям огород в десять соток, где дочь первого директора Музея изящных искусств развела 22 культуры.
Среди рукописей были и первые главы “Воспоминаний” – книги о детстве сестер Цветаевых. Поначалу эти главы были не написаны, а рассказаны пятилетней внучке Рите. Анастасия Ивановна вела Риту в детсад – из села в село, – а по дороге рассказывала свое детство.
“…Кто-нибудь из нас спрашивал: “Где мы остановились?” И мое детство продолжало развертываться – год за годом, все дома, все города, все страны, все подруги…”
Внучка, внук и невестка приехали к Анастасии Ивановне в Сибирь и разделили с ней тяготы ссылки. Сын в ту пору отбывал заключение и ссылку в другом конце страны.
Называться Цветаевыми, носить эту фамилию – как носить крест. Анастасия (для домашних – Ася) и Марина почувствовали это еще в молодости – несчастья шли по следам сестер.
Первый брак Аси рассыпался как башня из кубиков – она и ее муж были слишком юны для создания семьи: им было по шестнадцать лет. А тут еще мировая война и революция. Второй муж Аси умер совсем молодым. Умер и их маленький сын Алеша.
В двадцать два года Ася осталась в охваченном братоубийством Крыму с пятилетним сыном от первого брака Андреем.
Какие-то таинственные, Богом данные силы, даровались ей: она ворочала бревна, таскала воду, зарабатывала хлеб уроками (английский, французский и немецкий будут до конца жизни выручать ее). Послал ей Господь и прекрасных друзей – Максимилиана Волошина, Владислава Ходасевича, Майю Кювилье (позднее она стала женой Ромена Роллана).
Ася переболела цингой и дистрофией. Из Крыма 27-летняя женщина вернулась в Москву абсолютно беззубой, но сына Андрюшу спасла.
Первый раз ее арестовали в 1933 году. Выпустили через два месяца – Горький заступился. В 1937-м следователь начал допрос со слов: “Горького больше нет, теперь вам никто не поможет…”
В камере на сорок мест было сто семьдесят человек. Там ей на помощь пришли стихи: она сочиняла их про себя на английском (в камеру нельзя было и карандаша пронести). Затем – так же, не записывая, по памяти – переводила на русский.
“Поток стихов залил мои тюремные дни, – вспоминала Анастасия Ивановна, – стихи продолжались и в лагере…”
- О, знаю я! И глад, и хлад минуют,
- Пока страдает тело –
- крепнет дух,
- И зов о помощи не пребывает всуе,
- Доколь терпенья факел не потух!
В лагере на Дальнем Востоке она сочинила на английском поэму “Близнецы” о Джозефе Конраде и Александре Грине.
О сибирской ссылке Анастасия Ивановна написала книгу “Моя Сибирь”.
Если “Воспоминания” полны уюта и романтики, детских поездок за границу, то “Моя Сибирь” – это провинциальный, мучительный советский быт, скудный свет, заброшенность, оторванность от всего мира.
Все это знакомо мне по рассказам мамы, оказавшейся в тех же местах, что и Анастасия Цветаева, – не в ссылке, но в эвакуации.
“…Удивительная была сущность жизни, – вспоминала Анастасия Ивановна, – в тяжкие годы, в трудных условиях никогда она не лишала людей якоря надежды. Бросала им его – так нежданно! Да, существо жизни была – Надежда. И ежедневный подарок – путь на почту. Если даже тебе там ничего нет – ни письма, ни бланка, извещающего о посылке…”
И мне с таежных армейских пор знаком этот путь на почту или на переговорный пункт за десять километров. С чем сравнить эту дорогу, это предвкушение родного голоса или конверта…
Возможность получить ответ через несколько минут – а то и секунд! – не снилась тогда. Но получив эти сказочные дары, овладев мессенджерами, мы тут же привыкли к чудесам. Теперь не надо стаптывать башмаки и мерзнуть на дороге, чтобы услышать родной голос, и мы перестали ценить это счастье. Будто о нас говорила Анастасия Цветаева: “Хамская способность привыкать к счастью”.
Она же до своих 98 лет не могла привыкнуть к счастью. Выходила во двор на скамейку и говорила: “Я вышла в счастье ветвей…” Повторяла: “Я в несчастной жизни моей была – счастлива!”
Как? – и в тюрьме, на лагерных нарах, в голоде и нищете – счастлива?!
“За Сибирь, и особенно за мои там, из семи лет, три полного одиночества в избушке, – кланяюсь судьбе низко: нигде, никогда (разве – в детстве) не была так свободна, как там!..”
Получая копеечную пенсию, пишет: “Считаю, считаю, пересчитываю, как свести концы с концами для помощи внучкам… Безденежье! Родные сени! Есть уют в ваших вновь раскрытых дверях…”
Фото: Соловьев Андрей / Фотохроника ТАСС
Как странно устроен человек: тот, у кого есть всё, не ценит ничего, а тот, кто многого лишен, дорожит каждой крошкой, да еще делится ею с котенком.
Лучшие страницы прозы Анастасии Цветаевой посвящены не людям, а живности (на днях ехал на электричке, вез кота, так мне дали билет с надписью: “Живность”).
В своих воспоминаниях Анастасия Ивановна увековечила собак Бобку и Барбоса, Руслана и Домку, котов Мех-Меха, Васю и Чернобурика, кошек Фею и Беляну…
Анастасия Ивановна почитала собак, кошек и даже гусей равными себе. Она умела беседовать даже с червячком, заползшим на письменный стол.
Узница ГУЛАГа на себе знала, что значит быть раздавленной, выброшенной из жизни. Она содрогалась от привычки большинства людей: “бездумно взяв право уничтожать, только и делают, что давят, хлопают, убивают – то, что могло жить…”
Ася, как и Марина, с детства писала стихи. “Но со дня, когда я узнала о гибели Марины, стихи иссякли. И только через 31 год, в 1974 году, я написала “Мне 80 лет”, мое последнее стихотворение…”
Последнее стихотворение Анастасии Цветаевой
- Мне 80 лет, еще легка походка,
- Еще упруг мой шаг по ступеням.
- Но что-то уж во мне внимает кротко
- Предчувствиям и предсказаньям, снам.
- Мне 80 лет, сие понять легко ли?
- Когда еще взбегаю по холму,
- И никогда еще сердечной сильной боли,
- Ни головной, – но сердцу моему
- Уж ведомо предвестие томленья,
- Тоска веселья, трезвость на пиру,
- Молчание прикосновенья
- К замедлившему на строке перу…
1974
Коктебель
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru