Тарас Рыбас вырос в семье земских интеллигентов, был чем-то похож на священника. Однажды принес домой стопку бумаг, исписанных каракулями, и долго разбирался в них. Это были записки шахтера Владислава Титова — он потерявшего обе руки, когда отключал высоковольтный кабель, чтобы предотвратить взрыв метана. Титов писал, держа карандаш в зубах. Исключительной была сама человеческая история — история преодоления беды и отчаяния.
Тарас сказал, что надо это издать, что это необходимо сейчас стране, что «если он это сделает, то может спокойно умереть». Отредактированную рукопись отвез в Москву, в журнал «Юность». Но главный редактор Борис Полевой, известный как автор повести о летчике Алексее Мересьеве, который лишился ног, отказал в публикации. Но Полевой плохо знал Тараса.
Повесть Владислава Титова «Всем смертям назло» все же была опубликована в «Юности» в 1967 году. Полевой потом отмечал, что «она написана на взлете человеческой души». Вскоре Тарас добился для Титова просторной квартиры в центре города, избрания депутатом городского совета, выдвинул его повесть на соискание Государственной премии УССР, которой Титов и был удостоен в 1981 году.
Не только имя Титова открыл читателям Тарас Михайлович. Благодаря ему сохранился в Луганске дом, где когда-то родился и жил составитель «Словаря живого великорусского языка» Владимир Даль, создан музей, установлен памятник Казаку Луганскому — под таким псевдонимом вступал в литературный мир Владимир Даль.
А самым известным произведением Тараса Рыбаса стал роман «Красный снег». Он посвящен теме, которая остается злободневной, — самоорганизации населения Донбасса во время Гражданской войны. Роман не принимали к печати в Киеве. Поясняли, что в нем просматривается «налет украинского национализма, анархизма и идеализации царского офицерства, приукрашивание фигуры генерала Деникина, не говоря уже о Махно».
В романе есть такой перекликающийся с современностью эпизод. В разговоре горнопромышленника Дитриха с украинским «самостийником» Косицким в ответ на приглашение посетить Донбасс Косицкий заявляет: «Только я приеду не гостем, а строгим контролером моей республики». Что же он собирался контролировать? Нет, не организацию производства, а «любовь к нам», то есть к «самостийникам».
В Москве роман в итоге издали раньше, чем в Киеве, хотя с большими купюрами. Были изъяты около ста страниц, где воспроизводилась стихия Гражданской войны в Донбассе. Потом роман был удостоен Всесоюзной литературной премии. Память о Тарасе Михайловиче жива, его именем названы улицы в Луганске и Старобельске.
Борис Нагорный, заведующий кафедрой социологии Луганского государственного университета имени Владимира Даля, доктор социологических наук, профессор в 2019-м году вспоминал о Тарасе Рыбасе:
— Он умел читать: не пропустить новую «свежую» книжку, выделить в тексте (в газете, журнале) оригинальную идею, цифру, факт. Типичной была сцена в его кабинете, где на столе теснились стопки книг, журналов, газеты, а он, встретив понравившийся ему абзац, торопился поделиться информацией с собеседниками: «Слушайте, как верно сказано: перед молодежью лежат еще три мало открытые страны. Страна литературы, страна музыки, страна изобразительного искусства». Эти мысли из статьи в «Комсомольской правде», которые зачитал нам Тарас Михайлович, мы запомнили на многие годы, они и сейчас не потеряли своей актуальности. И на лекциях я зачитываю их студентам.
…Ушло поколение Тараса Рыбаса. Оно оставило нам город, страну, свои биографии, которые стали частью истории. Мы ходим по улицам, которые они строили, читаем книги, которые они написали. И нужно снова повторить вопрос, который становится далеко не личным: что надо делать нам, живущим во втором десятилетии XXI века, чтобы их мысли, их дела, их биографии не растворились в глубине веков, а стали частью нашей памяти?
Я отобрал несколько писем Тараса Рыбаса, в которых отражается не только его личность, но и наша история.
10.04.64
Открою тебе секрет: хочу здесь (в Луганске — прим. автора) сколотить писательскую организацию. Много уходит времени на эту затею. Но вижу, дело необходимое. Есть хорошие ребята. В Донецке их принимают холодно. И вообще на донецких я зол. Много амбиции без амуниции. И пьют много, как «классики».
24.04.64
Ах, какого я еще парнишку нашел! Украинский поэт. Совершенно невероятные верлибры. Даже производят иногда впечатление подстрочника. Но образы! Умрешь от удовольствия. Девятнадцать лет, после 11-го класса пошел работать в шахту. Скромный такой, чистый паренек. И вдруг заявляет: сюжетных поэм не люблю, что наивно. А сам пишет сюжетные стихи. Сам не знает, что пишет. Поразительный парень. Поет потому, что поется, совершенно не осмысливая своих песен.
В одном стихотворении есть: «кущi пасуться на бугрi» («кусты пасутся на холме»). Какие кусты? Нелепо, правда? А потом мельком упоминает об овцах. И, действительно, рисуется картина пасущейся отары. Еще одно стихотворение о девушке и цветах. Он рвет вместе с девушкой цветы. И вдруг такой поворот: он обнаруживает в себе желание посмотреть на ноги наклонившейся девушки. Я уже готовился поймать на пошлости и перекривился. Но он, злодей, так лихо минул ее и заговорил нежно и трепетно о том, что девушка внезапно растворилась в тумане цветов, что он почувствовал необыкновенную силу волнения и радость открытия себя, живущего.
Нет никакой возможности пересказать эти стихи о юношеской наивности и чистоте пробуждения пола, о радости грядущей близости, красивой и светлой. Боже, если его не затаскают киевляне, это будет гениальный поэт.
18.05.64
Вот так, брат мой скончался. Случилось это 16-го в половине десятого вечера. На руках у меня. Сегодня в час будут похороны. Состояние мое тебе понятно. (Юрий Рыбас, горный инженер, ученый в области электротехники, лауреат Сталинской премии — прим. автора).
2.04.65
Есть еще одна удручающая сторона литературной жизни. Это стремление к богатству. Я очень беден. Литературный труд давал мне минимум, чтобы существовать. Но я никогда не завидовал удачным «гонорарным операциям». Они, по-моему, превращают святое дело писательской правды в селедочное предприятие, где вольно гуляет лесть, бесчестие и абсолютная глухота к интересам народа. Оставим в покое людей могучего таланта. Они лишены способности слышать звон монеты при написании последних строк выстраданной вещи. Есть много так называемых талантов, которые смертельно поражены «гонорарной палочкой», поминутно выкашливают заразу, суетятся, бегают по самым высоким лестницам, фиглярствуют, неприлично себя ведут, лишь бы обогащение обласкало их дряблые тела.
Никогда в России такого не было. Теперь это есть. И виновата в этом даже не она, а та система потребительских поощрений, которая была создана при власти Восточного царя. Среди литераторов появились мещане, политиканы, подхалимы, сановники, министры, купцы первой гильдии и торговцы талантами.
19.08.65
Был я на шахте. Поехал один раз, а потом еще раз. Если признаться, очень хотелось побывать в лаве, когда она садится. Первый раз, когда приехал, она еще не «подоспела». А потом — состоялось. Были раскаты, похожие на громовые или отдаленную артиллерийскую канонаду. Потом начали ломаться стойки. Это так, словно рядом, над ухом стреляют. А затем полетели «блины» — огромные камни с кровли.
Не подумай, что это рядом. В самую опасную минуту я сидел с начальником шахты в «печке» (такое углубление). Но впечатление рушащейся громады, конечно, было полным. Когда из люка, откуда поступает уголь на штрек, рванула воздушная волна, вагонетку из толстого стального листа сжало в лепешку. Пощекотало немножко нервы. Но главное в том, что был и видел людей в минуту этакого хождения по канату на головокружительной высоте сейчас… По их сердцу, должно быть, проходит какая-то граница, которая не пускает покоя, робости, предательства. Не пускает в душу.
30.01.66
Был на вечере Тычины (Павел Тычина — поэт, Герой Социалистического Труда — прим. автора), на банкете, который он устроил, и все думал о том же. Увы, зверь, о котором я говорил тебе, что его выпустил Хрущев, уже ходит по улицам и пожирает молодые души. Ему нужны юные, полные надеждами души. Он выгрызает из них добро человеколюбия и оставляет какую-то спекшуюся массу, делает человека грубым, ограниченным и мелким. Представляешь, на вечере Тычины ленинградка Комиссарова (Мария Комиссарова — поэт, переводчик — прим. автора) прочла яркие и взволнованные стихи, посвященные юбиляру, и преподнесла сувенир — бронзовую копию Медного всадника. Сам юбиляр выразился по этому поводу так: «Дякую уклiнно, менi тут подарували багато усього, навiть КОНЯКУ…» («Нижайше благодарю, мне тут подарили много всего, даже конягу…»)
А Корнейчук (Александр Корнейчук, драматург, Герой Социалистического Труда — прим. автора), с которым мы оказались в квартире Дмитерко (Любомир Дмитерко — писатель — прим. автора) после банкета, сказал еще определеннее: «Як можна було везти на Вкраiну царя, того царя, який погноiв пять полкiв козакiв на будування Петрограду. Досить нам на Вкраiну возить царiв. А щоб сказали, коли б ми привезли в Ленинград статуэтку Мазепы?» («Как можно было везти на Украину царя, того царя, который сгноил пять полков казаков на строительство Петрограда. Хватит на Украину возить царей. А что бы сказали, если бы мы привезли в Ленинград статуэтку Мазепы?»)
…Я не понимаю, чего они не любят, и боюсь сказать, что они не любят всего русского. Люди, баре, самодовольные и самоуверенные, вскормленные временем и счастливым союзом славянства, начинают обостренно думать о символике. Чего доброго, все может статься, отольют из бронзы фигуру Мазепы, предателя, барина и сластолюбца. Обстановка в Союзе писателей Украины мрачная. Собственно, никакого союза нет, есть разобщенные, разнодумные люди, Союз для которых служит местом для выражения ненависти, а потом для того, чтобы устроить очередное свое издание.
8.02.66
…Был Октябрь, всему веку был дан Октябрьский запас энергии. Энергия эта действует независимо от воли людей, преодолевая какие-то сопротивления, порождая какие-то новые энергии. Но ведь есть закон сохранения энергии, по которому значится, что энергия не из чего не возникает, источники ее нуждаются в пополнении, чтобы производить какую-то работу. Разве при помощи лживых литературных критиков можно пополнить источник энергии?
Кто истинный защитник и служитель Октября, чиновник ли, готовый каждую минуту, чего изволите, испортить землю, уничтожить реку, лишь бы остаться на службе, или человек, который думает и болеет душой за Октябрь, за родину?..
Я никак не пойму, откуда идет всеогорчающая тупость. Ведь мы погибнем, если ее не остановить.
25.08.66
Есть скорбная весть. Главный инженер шахты «Новопавловская», с которым ходил на посадку лавы, Половинкин Владимир Николаевич — убился. Проверял «стойки» (это такие колодцы, большой глубиной, с обычными лестницами), сорвался и расшиб себе голову. Боже, ни одного дня не обходится без потерь. Ежедневно двое-трое гибнет. Бедные бабы, все выглядывают своих со смены…
Получил телеграмму из «Правды Украины» написать об этой шахте. Не могу. Все стоит перед глазами бледное, усталое лицо погибшего…
23.04.67
В Союзе писателей Украины обстановка мрачная, неясная и неприятная. Некоторые называют молодых людей «нациками» и «бандеровцами». А сами «нацики» этого будто и не замечают. Внешне все кажется устоявшимся и бесспорным. Но в глубине — бурлит, ненавидит и живет непримиримой жизнью. Съезд, конечно, ничего не разрешил, а только обострил противоречия, обиды, и бесконечные споры.
Но в какой-то мере сторонники крайних мер в «национальном освобождении» почувствовали себя стесненно. Меньше стало появляться безответственных речей, меньше акций, похожих на акции секретарей Центральной Рады, а не секретарей Союза. Дело в далеко простирающихся путях политических устремлений. Дело даже в возвеличивании нации, очень сходном с нацистской идеологией. Я не уверен, что к такому возвеличиванию не склонны первые лица в самом Союзе. И вот это очень печально…
На ближайшем президиуме в Киеве принимаем в Союз Владислава Титова. Он очень энергично и хорошо работает над повестью, чтобы успеть к сроку. Приезжал режиссер из Липецка — сделал инсценировку по повести. Я не мешал. Пусть идет. Надо ведь парню и материально окрепнуть. Да и инсценировка удачна. Владислав хорошо ее поправил. Молодец! Чем больше его узнаю, тем больше убеждаюсь в каких-то исключительных его качествах. Глубокая и интересная натура.
20.04.68
Парень он (Владислав Титов — прим. автора) хороший. Может быть, он хоть немножко счастлив от своих поездок, встреч и уважения многих других людей. Счастье он заслужил. Боязно мне только немножко, чтобы не заласкали его похвалами и восхвалениями. Недавно я слышал потрясающую историю мальчика, обожженного при взрыве — мальчику стали читать повесть Титова (когда он впал в уныние). И откуда-то пришли к нему силы. Это ведь правда! Удивительно, правда? Очень много еще непредвиденного и неизвестного с этой повестью. Живет она совершенно своеобразно, какой-то своей жизнью, обусловленной многими обстоятельствами, о которых мы не имеем точных понятий…
Не знаю, не путаю ли я чего, но мне кажется, что, наболевшись и настрадавшись, люди желают достойной оценки боли и страдания, внимания к ним писателя, роются, как правило, в своей памяти, чтобы отыскать что-то свое. Удивительно, что они глухо ждут подобной оказии, а не требуют ее громко. Во всяком случае, они готовы простить художественные просчеты, лишь бы уважительно и до слез откровенно и просто написано, как человеку приходится трудно наедине со своими страданиями. И дело не в том, что это только страдания. А все заключается в том, что об этом написано с сочувствием и уважением.
Быстро текущая жизнь с потоком новой информации приучает к торопливости, к тому, что некогда молвить и доброе, сочувствующее слово. История скачет быстрее, чем умирают поколения. Еще не остывают одни чувства, как их велят забыть другие. Это вызывает естественный протест, вызывает желание хоть на минуту остановиться, чтобы пожить тем, что было у поколения совсем недавно. А была война, была мука, были сиротства , были печали…
29.04.68
Боже, когда же это кончится, когда серьезно, вдумчиво и спокойно займутся изучением сталинского времени? Мелко все, пошло. И не столько Сталин страдает от этой пошлости, сколько русский народ.
21.08.68
Настроение скверное. Что-либо предугадать просто невозможно, т.к. события приобрели свой характер и развиваться теперь будут так, как скажут сами себе… О работе, конечно, не может быть и речи. Все остановилось. Вчера мне было ясно с вечера, что что-то не то. А по некоторым признакам — и дня три тому. У нас внешне, так сказать, все спокойно. Но это внешне… Кто знает, сколько вольт напряжения… (перед вводом войск Варшавского договора в Чехословакию — прим. автора).
6.11.68
Еще раз поздравляю тебя с праздником нашей любимой революции. Она дала нам все. И мы отдаем ей себя без остатка, с гордым чувством разумных бойцов, а не фанатиков, с надеждой, что она будет жить вечно.
14.12.68
По Союзу (Луганское отделение): успел истратить деньги на мебель, отсидел на отчетно-выборном собрании (партийном) и собрании журналистов. Никите (Чернявскому) дал понять, что за каждого утонувшего в болоте национализма молодого человека каждый из старших будет нести ответственность. Это тоже называю каким-то занятием, потому что с каждым днем с ним становится все труднее.
5.07.69
Мы переезжаем в Далевскую обитель (особняк, где жил Владимир Иванович Даль, Казак-Луганский). Я очень доволен. Теперь можно и помирать. Дом обновили. Выглядит он очень хорошо. Десять поколений поэтов пройдут через его двери, пока крыша над ними рухнет. А из десяти поколений, из сотни обязательно, наинепременнейше объявится один хороший. Как же приятно — надеяться!
15.09.71
Когда-то принадлежность к партии позволяла войти в дом самых близких. Теперь все еще принадлежность к нации и определенной националистической идее собирает самых близких. Моих русских в Союз писателей в Киеве не принимают… Увы, в моем отделении (Союза писателей) фактически два отделения. И в Союзе писателей Украины найдется достаточно таких, которые молча проголосуют против приема в Союз «их одного русского»… Наличествует страх перед сидящими в тени, как будто страх перед мафией. Ящик с двойным дном. Мальчик начинает рано узнавать требования тех, кто страстно пишет об интернационализме, а у себя дома строит хоромы национальной ограниченности.