Как только занавес открывается, зал замирает от избытка сценических красот: дворцовые интерьеры и десятки роскошных нарядов создают главный образ спектакля… Как известно, опера Оффенбаха «Сказки Гофмана» не была закончена автором, что послужило поводом для возникновения более десятка самых разных ее редакций. Отчего и в наше время порой возникают казусы. Так, например, на премьере в Лионе разразился скандал из-за того, что публика не обнаружила в опере любимых шлягерных мелодий в достаточном количестве. А все только от того, что постановщики решили использовать те авторские страницы, которые обычно купировали.
В Самаре на радость публике обошлись без радикального подхода и обратились к ставшей «базовой» редакции партитуры, что была издана в 1907 году Полем Шуденом. Но либретто оперы, написанное Жюлем Барбье и Мишелем Карре, как и было, осталось мудреным. Композитор проводит своего вымышленного Гофмана через воспоминания Гофмана настоящего о трех заимствованных из новелл «Песочный человек», «Сказка о потерянном изображении» и «Советник Креспель» роковых женщинах, предлагает ему найти утешение в искусстве. Идея в том, что искусство, персонифицируемое Музой (которая притворяется другом Гофмана Никлаусом), — это поэзия. У Гофмана истории эти значительно мрачнее и романтичнее, чем они представлены у Жака Оффенбаха, — создателя законов оперетты и автора 102 партитур легкого жанра.
Как только занавес открывается, зал замирает от избытка сценических красот: дворцовые интерьеры и десятки роскошных нарядов создают главный образ спектакля…
И своим чисто визуальным решением спектакля режиссер акцентирует внимание лишь на одной мысли: реальный образ разрушает гармонию художника и мира, а творчество — ищет и воссоздает ее. И на деле Иван Складчиков, избегая и волшебных фантазий, и глубоких размышлений, превращает свой спектакль в своем фирменном стиле (вспомнить его работы в постановках «Аттилы» или «Дон Кихота» в Уфе) в масштабное фэшн дефиле, что становится для сегодняшней аудитории, конечно, источником эскапизма.
Музыкально спектакль сделан более многослойно. Оркестр, несмотря на то что явно старается быть верным другом и опорой певцам, обнаруживает в партитуре немало как трогательных романтических нюансов, так и мистической силы, что призвана стать предостережением от наивности и слепого чувства. А вот хор иногда забывал, что исполняет лирическую оперу, и звучал форсировано и не педантично относительно французского языка, будто рассчитывая на то, что у публики всегда есть возможность прочитать титры.
Ключевая и одна из самых сложных теноровых ролей Гофмана выпала молодому тенору Ивану Волкову. Образ у него получился, как и следует, пылким. И голос у него сильный, в перспективе подходящий для данной партии. Осталось отшлифовать вокальную школу и найти собственную индивидуальность. Пока он явно пытается калькировать чужие образцы. Кстати, лучшими гофманами второй половины ХХ века считаются Альфредо Краус, Нил Шикофф, Николай Гедда и, конечно, Пласидо Доминго, поэтому контекст для каждого исполнителя возникает очень серьезный.
Любовные миражи Гофмана — три дамы (Олимпия — Мария Курьянова, Джульетта — Татьяна Ларина, Антония — Ирина Янцева), в отношениях с которыми поэт ищет вдохновение. Они разодеты столь пышно, что наряды даже затмевают их вокал, и, по сути, подчеркивают, что в этих женщинах нет ничего подлинного, сплошная фантасмагория. Быть может, только у Антонии в образе проступает искренность.
Вокруг крутится и интригует четырехликий злодей Линдорф/Коппелиус/Дапертутто/Миракль. В Самаре на премьере не рискнули доверить этого персонажа, как полагается, одному басу, разложив его проделки на троих: Максима Сударева, Владимира Боровикова и Степана Волкова. Получилось неубедительно, ибо вокального качества это решение не прибавило, а сквозная драматургическая идея оказалась раздроблена на фрагменты.
Из всех приключений и любовных историй Гофмана в «Сказках» выручает Никлаус — существо красивое и андрогинное. Анна Костенко без колебаний делает своего Никлауса безусловной женщиной, влюбленной в гения, комплементарных вокальных высот пока не достигает, но обаяния не экономит. И все же, несмотря на все ее стремления и старания, Гофман, как и суждено истинному гению, в финале остается одинок.