Наводим на цели. Подпольщик Лебедев раскрыл, как они воюют с ВСУ на Украине

На Украине растет подпольное движение, которое борется за свержение бандеровского режима. Они передают координаты для российских ракетных ударов и сообщают данные о передвижениях боевиков. Как это происходит и откуда взялось сопротивление, корреспонденту aif.ru рассказал лидер николаевского подполья Сергей Лебедев.

У нас общая цель — это победа. А победа России — это и есть свержение нынешнего нацистского киевского режима.

Сергей Леонов, aif.ru: Чем вы занимались в гражданской жизни и как пришли к тому, что стали координатором подполья?

Сергей Лебедев: Строительством занимался. В Николаеве. Я там родился, вырос. А 10 лет назад появилось движение Антимайдан. Со строителями начали выходить на акции против госпереворота в Киеве. Потом движение разогнали. Тогда еще не было такого яростного противостояния. Но после событий в Одессе 2 мая (когда украинские нацисты сожгли в Доме профсоюзов пророссийски настроенных земляков) все изменилось. Мы перестали выходить на митинги, поняли, что словами бесполезно чего-то добиваться и надо предпринимать физические меры.

— Что значит «физические меры»?

— Сжигали машины, банкоматы, избивали понаехавших — активных бандеровцев. Старались поймать тех, кто хвастался тем, что был в Одессе 2 мая. К этим у нас особый счет. Делали акции, чтобы показать всем горожанам, что мы здесь и город еще жив. Запускали, например, летучего змея с флагом Новороссии, вот он летает на высоте в три метра, и ничего с ним власти не могут сделать, пока ветер дует.

— Как организовалось именно подполье?

— Основой были активисты Антимайдана, его боевая часть. Кто-то финансами помогал, кто-то еще как-то. Вначале нас было четыре человека, потом подтянулись знакомые, их знакомые. Разбивались на звенья. Каждое звено не знало о входящих в другое звено. В Николаеве я стал координатором… О, у нас объявили тревогу.

— В Николаеве?

— Нет, я сегодня в Белгороде.

— Постоянно там находитесь?

— Нет, потому и говорю, где сейчас, потому что сегодня в Белгороде, завтра в Донецке, послезавтра — в Луганске.

У нас много людей из абсолютно разных структур. Есть официанты, есть хирурги. У каждого есть свои сведения.

— Как координатор николаевского подполья стал координировать все украинское подполье?

— Я искал связи с такими же людьми, как мы, в других городах — в Одессе, Харькове. Мы начинали потихоньку переписываться между собой. Сообщали харьковчанам, что движется и как по железной дороге. У нас был выход на человека, который давал сведения по железной дороге. Те, в свою очередь, под Харьковом пускали поезда под откос. С одесситами работали так же. Но уже в конце августа мне пришлось уехать из Николаева. Меня предупредили, что на меня уже вышла СБУ (Служба безопасности Украины). И с середины сентября 2014 года я в Донбассе.

— Украинская пропаганда постоянно пишет, что Россия якобы бьет по жилым домам, школам, детским садам. Почему люди уходят к вам в подполье?

— Люди знают, почему их города бомбят, что стреляют не по мирным, а по военным объектам. И в негативном ключе высказываются по поводу того, что ВСУ прикрывается ими, как живым щитом. Да, в детские сады тоже бывают удары, но только если там есть расположение бандеровцев. Просто так в детские сады мы не бьем, даже в пустые. По жилым домам — это результаты работы ПВО. Бандеровцы ставят свои системы ПВО в жилых кварталах. Поэтому все, что они сбивают, падает на жилые дома.

— Какая у подпольщиков мотивация — они за Россию или против нынешнего киевского режима?

— И так, и так. Пока у нас общая цель — это победа. А победа России — это и есть свержение нынешнего нацистского киевского режима.

— На Украине каждый день публикуется информация о поджогах автомобилей ТЦК (территориальных центров комплектования, аналогов военкоматов). Это дело рук подпольщиков или жители так протестуют против насильной поголовной мобилизации?

— Знаете, начали подпольщики, сейчас этим занимается кто угодно.

— Чем занимается подполье, в чем его задача?

— Сбор сведений о передвижении: где склады с вооружением, где разместились бандеровцы. У нас много людей из абсолютно разных структур. Есть официанты, есть хирурги. У каждого есть свои сведения. Допустим, какой-то выпивший вэсэушник (боевик Вооруженных сил Украины) при официанте о чем-то треплется, чем-то хвастается. И уже минут через 20 я об этом знаю. Хирурги сообщают о том, насколько результативны были удары. Или, если передвигают полевые госпитали, мы понимаем, что там готовится попытка наступления. Подпольщикам в основном 35−45 лет.

Да, Россия — не сказочная Нарния. Но здесь нет даже десятой доли такого беспредела, который творится на Украине.

— А разве не старики? Они же Великую Отечественную войну проходили, у многих там погибли отцы, деды. А тут дома ходят со свастикой.

— По-разному. Я не скажу, что среди них больше адекватных. Мы долго думали, в чём причина, какая группа людей наиболее подвержена нацизму. Пришли к тому, что те, кто в 1990-е годы верил сектам, с головой нырнули в эту украинизацию. Там же тоже сектантские методы обработки.

— Почему люди среднего возраста активно сотрудничают с подпольем? Ведь 35−45-летние практически не помнят СССР и выросли на Украине.

— В подполье в основном образованные люди. Они знают, как можно жить, как люди живут в России. Да, Россия — не сказочная Нарния. Но здесь нет даже десятой доли такого беспредела, который творится на Украине. Коррупция такого уровня, что российские коррупционеры — просто дети. Там все в коррупции, там невозможно без коррупции, просто нереально. Например, бабушка, которая торгует укропом, должна дать денег участковому. Не имеет значения, ты предприниматель или нет: если ты не платишь тому, кто сверху, ты не работаешь. Если дал денег, то можешь работать хоть нелегально — всем плевать. Там все только про деньги.

— Этот средний класс, он давно в подполье или присоединился с начала СВО?

— С начала СВО. Но до неё и не было такой бурной деятельности, не было понятно, что делать и зачем. Тогда было просто общение с людьми. Меня по Николаеву хорошо помнили. Потом начали люди из других городов подтягиваться.

— Какие объекты являются для подпольщиков приоритетной целью? И как они вычисляются?

— Бывают задания. Например, меня просят что-то посмотреть. Едет один человек, затем второй, третий. Они абсолютно не знают друг друга. Один сегодня посмотрел, завтра второй и третий, но уже вечером. Собираем все сведения — есть там что-то интересное или нет. Вот вчера пришли сведения, что по Николаеву катается много джипов с иностранцами. И за собой возят надувные штурмовые лодки. Сегодня пришло уточнение, что это по правому берегу, в стороне Варваровки. Уже понятно, что это не на херсонском направлении готовят прорыв, а скорее на Кинбурнскую косу. А раз так, значит надо смотреть, что делается в Очакове, Черноморке.

— То есть нет приоритетных целей?

— Они всегда разные. Сейчас приоритет — найти (американские истребители) F-16, (американские танки) «Абрамсы». По мобилизованным бойцам ВСУ редко бьют. Скорее всего, не хотят уничтожить население. Мобилизованные — не мотивированный враг. Зачем нам его мотивировать? А если есть иностранцы, хотя бы пару десятков, вот туда точно полетит ракета.

— И часто ракеты летят туда, куда вы указываете? Надо же перепроверить ваши цели?

— У нас достаточно выстроенные отношения. Есть много подтвержденных прилетов. И чаще летит, если кто-то еще дает эти же сведения параллельно нам. Я же не один такой.

— То есть на Украине несколько таких вот структур, которые можно назвать подпольем?

— Да, конечно. По Николаеву я достаточно много знаю, что творится. Но бывают прилеты по местам, о которых я не знал. Но знал кто-то другой.

— Что вы считаете главными успехами своего подполья?

— Один раз отследили колонну бронетранспортеров, которая шла на Прибугское, это херсонское направление. Тогда наши еще в Херсоне стояли. Мы отследили, когда четыре машины заехали через Варваровский мост (в Николаев) со стороны Одессы. Наши люди начали смотреть за ними. Один следил до середины города, дальше нельзя было ехать. Потом другой, затем третий. Постепенно группа (бронетехники) набралась. В итоге 16 БТР и несколько автобусов с личным составом поехали в Прибугское. Мы предупредили наших, что ночью будет вылазка. Наши отступили. Бандеровцы ломанулись от счастья, а по ним с трех сторон ударили.

— Это так называемый огневой мешок?

— Да. Точно то же самое делали 18 раз на месте, которое называется Давыдов Брод. Потом очень шикарный удар был в Очакове по складу. Мы знали, что там склад, но не подозревали, насколько он серьезный. Последнее сообщение было, что зашли и разгрузились два больших грузовика. Наши бьют, а мы в прямом эфире корректировали наводку — правее, левее, о, сторожку снесли. Теперь давайте чуть выше, там ворота. И попадают в ворота. Взрыв был такой мощности, что в Николаеве, в 40 км от Очаково, окна распахнулись. Есть видео в интернете, как по реке идет взрывная волна.

У людей есть желание возмездия, но они стараются отомстить прямо сейчас. Сжечь машину ТЦК, кинуть гранату.

— Почему российские военные вам доверяют, вы сотрудничаете со спецслужбами?

— Как все происходит, я не скажу. Но, конечно, сотрудничаю. Как иначе я бы передавал данные, кому? То, что я у себя в Telegram-канале выставляю, это 5−7% от того, что мне присылают. Основное идёт туда, куда нужно.

— Ваши действия заранее планируются или вы спонтанно работаете, в зависимости от ситуации?

— В основном заранее. Оперативно получается отрабатывать около линии боевого соприкосновения. Там, где нужно, [российские войска] бьют ракетами, либо дронами «Герань», где справляется артиллерия — отрабатывает она либо беспилотники «Ланцет».

— А в рядах ВСУ есть кто-то из сопротивления? Кто-то из солдат или офицеров понимает, что Украина идет не туда?

— Понимают, но боятся. Их регулярно и очень сильно проверяют. К тому же человек не будет говорить: вызываю огонь на себя.

— Действия ТЦК, которые после нового закона мобилизации хватают всех подряд на улицах, в кафе, в общественном транспорте, увеличивают количество подпольщиков?

— Не думаю, что это играет роль. У людей есть желание возмездия, но они стараются отомстить прямо сейчас. Сжечь машину ТЦК, кинуть гранату, пристрелить — на такое идут и будут идти. А работа сопротивления — это наблюдение. Это не как в кино: выбежал с автоматом, всех перестрелял, потом сел гордый, пьёшь минералку. Всё по-другому.

— Были случаи, когда участнику сопротивления грозила опасность задержания и приходилось его вывозить из страны?

— Несколько раз было. Например, с родственником или близким человеком кто-то поговорит, а тот оказался неблагонадёжным, шепнул куда-то. Когда человек знает, что на него выходят, он старался сообщить. Мы говорим место, где он получит документы, и направляем к нашим ребятам. Это очень опасно, нужна хорошая физическая подготовка. Для людей пожилого возраста есть вариант выезда в Польшу, а потом в Белоруссию.

СБУ ушами не хлопает… Пытаются вычислить подпольщика по косвенным признакам.

— Как вы соблюдаете конспирацию? В прежних войнах подполье долго не существовало — против вас работают целые государственные спецслужбы. Наверняка на вас пытались совершить покушение или арестовать?

— Пытались. Просто я не свечусь. У меня нет машины, которую можно взорвать. Я не гуляю по клубам. Не хожу постоянно в один и тот же магазин.

— У вас жизнь шпиона. С детства мечтали им стать?

— Нет, конечно. В детстве мечтал стать космонавтом. Не получилось.

— В каких регионах Украины больше подпольщиков?

— Юго-восток, примерно в 100 км от линии соприкосновения. Чем больше прилетает по городу, тем больше люди пишут. По Харькову начало хорошо прилетать — сообщают. Когда я пишу в Telegram-канале, что прилетело туда-то, люди читают про свой город и хотят дополнить.

— Сколько человек можно причислить к подполью, которое вы координируете?

— На постоянной основе 30-40 человек. Это ежедневно по нескольку сообщений в день. Еще 200-300 человек пишут 4-5 сообщений в неделю. И примерно тысяча-полторы — по 5-6 сообщений в месяц.

— У вас есть обучение подпольщиков?

— Раз в неделю стараюсь на канале объяснять по безопасности. Постоянно есть что-то новое, и стараюсь людям напоминать. Потому что бывает, человек расслабился, его год не могут поймать. И когда он расслабляется, его ловят.

— Как вы понимаете, что вот к вам обращается настоящий патриот и борец с режимом, а не агент СБУ?

— Общение с человеком много дает. Если какие-то суперинтересные сведения, мы их перепроверяем. Старшие товарищи проверяют по своим каналам.

— Много женщин в подполе или в основном это мужчины? Есть ли какое-то, условно говоря, движение матерей?

— Нет, вы что, какое движение! Там если кто-то будет других знать, все они окажутся в СИЗО. СБУ ушами не хлопает. Понятно, что есть кто-то, кто стремится разговорить человека, чтобы его в итоге арестовать. Таких вычисляем. Плюс администраторы в чате Telegram очень серьезные. Когда кто-то говорит, что учился в такой-то школе и спрашивает, а в какой ты учился, человек сразу блокируется. Это попытка вычислить подпольщика по косвенным признакам.

— Как украинцу стать частью подполья?

— У меня в Telegram-канале написано, куда писать. И добро пожаловать.