Сергей Владимирович, в этом году вы в Выборге впервые в качестве президента кинофестиваля. Хоть вопрос и риторический, но все же: почему согласились?
Сергей Урсуляк: По той же причине, по которой согласился преподавать во ВГИКе. Есть люди, которым я обязан очень многим. Если бы мог написать музыку после Микаэла Таривердиева, я бы, наверное, и за это взялся. Но, увы, с музыкой у меня сложно…
Предоставили бы эту возможность нейросети — дали бы промт: «напиши мне музыку как у Таривердиева»…
Сергей Урсуляк: И не говорите мне об этом! Я с ужасом увидел сейчас, что в каком-то фильме нейросеть сгенерировала Юрия Никулина. Я уже посмотрел этот кусочек и могу сказать только одно: за такие вещи нужно сажать пожизненно.
Как вы радикальны…
Сергей Урсуляк: В любом случае, на мой взгляд, это уголовно наказуемые вещи.
Но кто-то может сказать: а что тут такого, зато мы увидим любимого артиста в чем-то новом…
Сергей Урсуляк: Но в том-то и дело, что как раз ЕГО мы не увидели в новом. Я бы слова не сказал, если бы Юрий Никулин появился на экране, нарисованный художником, как в старом мультфильме про Бременских музыкантов. Но восстанавливать артиста с помощью нейросети, озвучивать его словами, не им сказанными кощунственно. Это какая-то некрофилия. А все началось с невинного раскрашивания черно-белых картин.
Хотим того или нет, мы вступили в новую реальность, и споры на эту тему еще впереди. Но вернемся к фестивалю.
Сергей Урсуляк: Вначале вернемся ко ВГИКу. Когда не стало Владимира Валентиновича Меньшова, с которым я дружил, я взял его курс и три года тянул эту лямку. Когда ушел из жизни Армен Николаевич Медведев (кинокритик, киновед, педагог, заслуженный деятель искусств, А. Н. Медведев возглавлял выборгский кинофестиваль с 2002 года — Прим.ред.), и меня спросили: «Может быть, возьмешься?», я понял, что отказаться не могу.
Как вы представляете свою миссию?
Сергей Урсуляк: Во-первых, не развалить фестиваль, а во-вторых, по мере моих сил что-то улучшить.
Куда же вы хотите двигаться?
Сергей Урсуляк: Когда я молодым кинематографистом приезжал на выборгский кинофестиваль сюда, я мог часами слушать того же Армена Николаевича Медведева или Анатолия Мукасея (легендарный кинооператор, муж Светланы Дружининой, дебютировал у Эльдара Рязанова в «Дайте жалобную книгу» — Прим.ред.), или МикаэлаТаривердиева. Или общаться с Вадимом Абдрашитовым. Да, это неблизкое общение, и не обязательно из этого взаимодействия должны рождаться какие-то сюжеты и фильмы. Но это то, что дает возможность ощущать себя частью чего-то большого и настоящего. И мне бы очень хотелось, чтобы сюда приезжали не только маститые, состоявшиеся кинематографисты, но и молодые.
Хотите, чтобы поколения нашли дорогу друг к другу?
Сергей Урсуляк: Да, потому что молодых это наполняет какими-то смыслами, а старшему поколению дает силы. Я это по себе знаю. В молодости я игнорировал своих стариков. Не потому что не любил их, а потому что стеснялся. Я думал: «Ну, что я буду лишний раз звонить Тихонову или Ульянову? Или сидеть с Володарским?» А потом, когда их не стало, я начал узнавать, что им было крайне важно, чтобы я с ними общался.
А сегодня разрыв между поколениями особенно глубокий, и старики не понимают и боятся молодых, которые говорят на каком-то чужом им языке. А молодые считают, что те замшели и им недоступно их звонкое творчество. Так что для начала они должны друг друга увидеть и услышать. И к моей радости я заметил в этом году на фестивале больше молодых лиц, чем несколько лет назад. Это не потому, что я пришел, конечно, а потому что все-таки что-то меняется.
Ну у вас-то не разорваны связи с молодыми, хотя бы потому, что три года вели курс во ВГИКе. И что скажете про «новичков»?
Сергей Урсуляк: Сразу оговорю, что хотя все мои размышления — это размышления человека из другого поколения, это все-таки не старческое брюзжание, а попытка понять, что сегодня происходит в кино.
Я когда пришел на курс во ВГИК, увидел, что пришли очень молодые люди, ну, совсем «зеленые». Для которых потеря телефона или покупка нового — событие, определяющее их жизнь. Понятно, что какими-то настоящими смыслами они не слишком озабочены. И я отдавал себе отчет, что они меня слушали только потому, что положено слушать мастера, и что в них мои слова не откликались. Просто в силу их юного возраста.
Когда в 1970-е годы из киноинститута выходили взрослые режиссеры, уже что-то пережившие, им было что сказать. И из рассказанной ими какой-нибудь частной истории вырастала проблема — поколенческая, мировоззренческая. А сегодня частная история на своей частности и заканчивается: «вот такой случай произошел в нашем городе». Большинство молодых режиссеров попросту не готовы к обобщению.
И еще. У меня на самой моей первой картине был очень показательный диалог. Когда продюсер прочел сценарий «Русского регтайма», он меня спросил: «Ты понимаешь, что люди посмотрят кино и поймут, какой ты? Что любишь, что не любишь, за кого и против кого ты? Тебя это не пугает?» Дело было в начале 90-х годов. Спустя годы тенденция бояться, что все поймут, какой ты на самом деле, возобладала. Есть исключения и сейчас, но общая тенденция — нацеленность на успех, на деньги, на крутизну.
В вашем послесловии к книге о рождении фильма Панфилова «Начало», которую презентовали на выборгском кинофестивале, вы вспомнили мысль Глеба Анатольевича, что восприятие зрителя нужно учитывать и изучать, но и учить зрителя тоже надо.
Сергей Урсуляк: О том, что кино — это не только развлечение, но и образец для подражания, и даже в некотором смысле путеводная звезда для многих, об этом забыли и кинематографисты старшего поколения, к сожалению. Что уж тут говорить про молодых.
Им интересна форма. Им интересно корейское кино, американское. Они не знают историю советского кино, они из него не растут — вот это по-настоящему опасная тенденция. Ну, как ни крути, не сакура наш символ, а березка.
В вашем «Праведнике» снимался Марк Эйдельштейн. И он сказал любопытную вещь: что посмотрев советские фильмы, понял их уникальность — «в них есть неповторимая лирическая светлая печаль». И ведь это так. Даже Марк Захаров, вроде острый, яркий, а ведь — светлый лирик.
Сергей Урсуляк: Умница Марк Эйдельштейн, он, безусловно, прав. И Рязанов такой же, и Данелия. В том-то и дело, что выигрывают те кинематографии, которые опираются на менталитет своего народа. Ну вот, допустим, циничная ирония, в чем так хороши британцы, вспомним хотя бы Оскара Уайльда — не наша краска, нам как нации вообще не идет цинизм.
А как же Хармс?
Сергей Урсуляк: Это для гурманов. А у нас ведь не случайно народные песни — длинные, протяжные, печальные, «степь да степь кругом»… Молодые же кинематографисты оторваны от родного менталитета. Я им показывал советские фильмы, причем не те, что лежат на дальних полках 1920-30-х годов синематеки. Нет, это была, например, «Раба любви» Никиты Михалкова.
Она стала для них откровением?
Сергей Урсуляк: Да, и это было ужасно. Я им говорю: «Посмотрите, как играет Михаил Ульянов в «Теме «Панфилова». И вижу, что ни одного моего слова они не понимают. Впрочем, как я не понимаю их, когда они называют модные на сегодняшний или уже вчерашний день имена и названия. И мы опять возвращаемся к тому, почему я хочу, чтобы на кинофестивале, президентом которого я стал, встречались разные поколения — потому что связь поколений катастрофически разрушена.
И в этом смысле фестиваль в Выборге парадоксален. С одной стороны, его кредо — открытие новых имен. С другой, лица фестиваля — звезды советского кино, за исключением разве что Сергея Бодрова-младшего. Так как заново связать-то в узелок эту связь?
Сергей Урсуляк: Только на индивидуальном уровне. Мне есть, о чем разговаривать со своими детьми, они понимают, о чем я говорю. Сейчас я нахожу общий язык с внуками. Да, они, безусловно, интересуются всякими тик-токами, но при этом, разговаривая с ними, я не ловлю себя на том, что мои внуки родились не в России, а где-то в Занзибаре.
А почему умерла идея Никиты Михалкова со школьными уроками кино? Ведь это была отличная тема.
Сергей Урсуляк: Да, идея была, действительно, прекрасная. Потому что дети должны чем-то наполняться. Они должны знать, что Москва — столица нашей родины, что на юге — Черное море, а на севере — море Лаптевых. И так же они должны знать свое кино, ведь это тоже входит в систему координат.
За последние два года возник реальный интерес хотя бы к современному отечественному сериальному продукту.
Сергей Урсуляк: Но опять же, то, что идет на телеканалах — как правило, вылизано и выстрогано до потери самобытности. А то, что показывают на платформах, наоборот, чаще всего абсолютно деструктивно, и даже аморально.
Так же, как аморально, на мой взгляд, появление у нас шоураннеров. Более того, мы уже награждаем лучших шоураннеров. Еще вчера я понятия не имел, кто это. Мне пояснили: «Человек, который объясняет режиссеру, про что он снимает» (добавим: курирует проект от идеи до выхода на экран — Прим.ред.) . Я очень живо представил, что было бы, если бы кто-нибудь со стороны попытался Панфилову или Абдрашитову или Рязанову объяснить, про что они снимают кино.
И как-то даже странно претендовать на то, что в таких условиях может появиться новое «Восхождение» или «Летят журавли», или «Начало». Откуда ему появиться?
Но, знаете, я с одной стороны, на то, что происходит, смотрю пессимистично. А с другой — не утратил оптимизм и верю, что все переменится. В конце концов, у нас только-только образовывается киноиндустрия, и нам есть над чем работать…