- “Кем был Бабель? Враль и выдумщик,
- Сочинитель и болтун,
- Шар из мыльной пены выдувший,
- Легкий, светлый шар-летун.
- Кем был Бабель? Любопытным
- На пожаре, на войне.
- Мыт и катан, бит и пытан,
- Очень близок Бабель мне”.
Известное стихотворение Бориса Слуцкого.
Исследователи прозы Бабеля не согласны в одном: не был он “болтуном” и “мыльным шаром”. Им восхищался Хемингуэй, сказавший, что Бабель пишет лаконичнее, чем он. А уж назвать “мыльным шаром” плотскую, порой жестокую, но романтически возвышенную прозу Бабеля можно только при очень особом поэтическом взгляде на нее.
В остальном поэт прав. Да, сочинитель и выдумщик. Да, “мыт и катан, бит и пытан”. Да, был любопытен и на пожаре, и на войне. Жизненный и литературный путь Бабеля, короткий и стремительный, прекрасен и страшен. В точности как сборник рассказов “Конармия”, читать который, с точки зрения фактов, в нем описанных, психологически невозможно, но и оторваться нельзя: “Не спуская с меня глаз, он бережно отвернул рубаху. Живот у него был вырван, кишки ползли на колени, и удары сердца были видны” (“Смерть Долгушова”).
Сборник вышел в 1926-м, и с тех пор слава Бабеля как мастера короткого рассказа была в литературной среде общепринятой. Иначе к этой книге отнеслись командармы Буденный и Ворошилов. Считается, что по инициативе Ворошилова в журнале “Октябрь” за 1924 год вышла статья Буденного “Бабизм Бабеля из “Красной нови”. Рассказы писались по следам службы Бабеля военкором и политработником в 1-й Конной Буденного. И Буденному они решительно не нравились, как и сам факт их появления в советском журнале, который разрешил “дегенерату от литературы… оплевывать смолой классовой ненависти” 1-ю Конную.
Жизнь Бабеля прекрасна и страшна, как его рассказы: их читать психологически тяжело, но и оторваться невозможно
С Буденным не согласился Максим Горький в газете “Правда”: “Читатель внимательный, я не нахожу в книге Бабеля ничего “карикатурно-пасквильного”, наоборот: его книга возбудила к бойцам “Конармии” и любовь, и уважение, показав их действительно героями…”
Исаак Бабель с сыном Эммануилом – в будущем известным художником Михаилом Ивановым. Фото: GettyImages
Бабель оказался между двух огней, что не сулило ничего хорошего. После смерти Горького в огне репрессий сгорели не только те, кого он публично осудил (например, поэт Павел Васильев, о котором он написал, что “от хулиганства до фашизма расстояние короче воробьиного носа”), но и те, кому он покровительствовал.
Горький заметил талант Бабеля еще до революции, напечатав в журнале “Летопись” его рассказы “Мама, Римма и Алла” и “Илья Исаакович и Маргарита Прокофьевна”. В редакции журнала они и встретились. Разговор закончился удивительно: Горький отправил молодого одесского еврея “в люди”, то есть по своим молодым стопам. И Бабель выполнил указание: служил рядовым на румынском фронте, переводчиком в ЧК, в Наркомпросе, в продотрядах и, наконец, под именем Кирилла Лютова был направлен в 1-ю Конную.
В 1921 году в одесской газете “Моряк” появился его рассказ “Король”, который откроет цикл “Одесские рассказы”. Уже там был виден выдающийся мастер слова, мастер диалога:
“- Слушайте, Король, я имею вам сказать пару слов. Меня послала тетя Хана с Костецкой…
– Ну, хорошо, – ответил Беня Крик по прозвищу Король, – что это за пара слов?
– В участок вчера приехал новый пристав, велела вам сказать тетя Хана…
– Я знал об этом позавчера, – ответил Беня Крик. – Дальше.
– Пристав собрал участок и сказал участку речь…
– Новая метла чисто метет, – ответил Беня Крик. – Он хочет облаву. Дальше…
– А когда будет облава, вы знаете. Король?
– Она будет завтра.
– Король, она будет сегодня”.
Так передавать характеры и положения через разговорную речь лучше Бабеля, пожалуй, уже никто не сможет. Он мог бы стать великим драматургом и сценаристом и пробовал себя в этом качестве (сотрудничал с Эйзенштейном), но в силу обстоятельств не слишком удачно.
У него были возможности остаться в эмиграции (в Бельгии жили его мать и сестра). Он выезжал за границу – в Париж и в Сорренто к Горькому. Вместе с Пастернаком участвовал в парижском антифашистском конгрессе, где произнес на французском импровизированную речь. Но всегда возвращался.
В 1939-м на даче в Переделкине он был арестован. Его обвинили в троцкизме и шпионской деятельности в пользу Франции. Якобы сообщал писателю Андре Мальро сведения о советском Воздушном флоте. В 1940-м военной коллегией Верховного суда приговорен к расстрелу. Похоронен в общей могиле Донского кладбища.