Панкратов-Черный родился в маленьком селе Конево Алтайского края в семье потомственных казаков, сосланных в 20-е годы в Сибирь. Его имя при рождении – Александр Гузев. Глава семейства Василий Гузев умер, когда будущему актеру было всего четыре года. Мама дала детям свою девичью фамилию – они стали Панкратовыми.
Александр Васильевич вспоминал, что в деревне, где они жили, не было электричества и радио, керосиновую лампу зажигали только по праздникам. Но раз в месяц в Конево привозили кино. “Я познавал через него мир, видел совсем другие дома, пароходы, автомобили, самолеты. И тогда родилась мечта: вырасту – буду делать кино сам”.
В конце 50-х семью реабилитировали. Панкратовы перебрались в Кемеровскую область. Но о том, чтобы отправить Александра учиться “на артиста” его мама не хотела и слышать. Она настаивала, чтобы он стал военным, которым “быть выгодно при нынешних властях: кормежка, одежда бесплатная”. “Мама говорила: ты страшненький, а за офицерами девчонки ухлестывают, глядишь, жена будет красавица”, – делился воспоминаниями актер.
Когда ему исполнилось 14 лет, мама уехала на Алтай – ухаживать за заболевшей бабушкой. Старшая сестра Зина снарядила Александра в путь за мечтой – купила ему модные джинсы, дала белую рубашку. Юноша поехал в общем вагоне поезда в Горький, добирался три дня. По приезду Панкратов (тогда еще без приставки Черный) узнал, что абитуриентам общежитие не положено – ночевал где придется, ел ворованные яблоки. В театральном училище он срезался на последнем туре – подвел сибирский говор.
“Я читал стихотворение “Буря мглою небо кроет”. У нас на Алтае говорили скороговоркой, поэтому педагог по технике речи сразу сказала: “Мы такое не исправим”, – рассказал актер. Позже оказалось, что в Горьковское театральное училище с этим же стихотворением поступал Евгений Евстигнеев (сейчас учебное заведение носит его имя). Плачущего подростка увидел в коридоре директор училища, он зачислил его на первый курс.
После учебы Александра Васильевича распределили в Пензенский драмтеатр, где он быстро стал ведущим артистом. Но Панкратов мечтал о другой славе. Во время гастролей пензенской труппы в Куйбышеве, молодой человек тайком сел на поезд и уехал в Москву – поступать во ВГИК на режиссерский факультет. Через три дня директор театра подал заявление о пропаже актера в милицию – в это время он уже сдавал экзамены.
Приемную комиссию Александр Панкратов покорил на втором туре. Ему нужно было выполнить творческое задание – написать сценарий на тему “Удивительный сон после советского праздника”. Александр Васильевич рассказывал, что он сразу вспомнил свою родную деревню, соседа-фронтовика с деревянным протезом. И родилась сцена, как он, после Дня Победы, воткнул свой протез в землю, и дерево проросло, покрылось ветками с листьями. А глаза фронтовика стали синими, как небо. Так Панкратова приняли во ВГИК.
Именно во время учебы в Москве он стал еще и Черным. Потому, что учился на одном курсе с полным тезкой – племянником кинооператора Эдуарда Тиссе, который уже выпустил несколько киноработ. Чтобы их не путали, Александр придумал приставку к своей фамилии – по цвету своих волос.
А знаменитые усы, которые стали его визитной карточкой, Панкратов-Черный отрастил, чтобы скрыть шрам над губой – в детстве его укусила собака.
Чтобы его не путали с тезкой, Александр придумал приставку к своей фамилии – по цвету своих волос. Фото: Государственный центральный музей кино
Необыкновенно обаятельного, неутомимого, пребывавшего в состоянии “энергетического взрыва” студента любил весь ВГИК. В 1979 году Александр Васильевич снял свою первую картину “Взрослый сын” – ради роли уговорил актрису Елену Цыплакову побриться наголо. Но критики приняли фильм очень прохладно, намекали на антисоветчину. Панкратов-Черный в буквальном смысле воспринял это близко к сердцу – у него случился микроинфаркт. Позже он рассказывал, что выжил благодаря маме: он родился недоношенным, и по словам врачей, у таких детей стенки сердца толще: “Поэтому у меня там шрамик, а не шрам”.
После второй картины “Похождения графа Невзорова” по Алексею Толстому Панкратову-Черному вообще не давали снимать на Мосфильме. Он уверен, что высоким руководителям из Госкино не понравилось, как в картине были показаны революционные события: “Говорили, что мне не место в советском кинематографе за то, что я посмотрел на Октябрьскую революцию “из подворотни”. В итоге все проекты режиссера зарубили, он даже начал думать о том, чтобы совсем уйти из кино.
Но в дело вмешался однокурсник Панкратова-Черного, режиссер Карен Шахназаров. Тогда он искал актера на роль музыканта Степана Грушко в картину “Мы из джаза”. На пробы приходили хорошие актеры, но все было не то. Шахназаров вспоминал, что “посмотрел на Панкратова-Черного, и мелькнула мысль попробовать его”. Александр Васильевич поначалу отказался: заявил, что “глухой”, без слуха, а там надо было и танцевать, и петь, и играть на банджо… Тогда Шахназаров пошел на хитрость: попросил сокурсника подыграть на репетиции Бориславу Брондукову. А затем заявил, что худсовет единогласно его утвердил на роль.
Деваться Панкратову-Черному было некуда: три месяца он занимался танцами, осваивал банджо. В итоге так лихо управлялся с инструментом на экране, что многие поверили, что актер действительно умеет играть. А вот петь ему не доверили. “Попробовали один раз – волосы встали дыбом”, – рассказывал Шахназаров. В итоге песни в фильме озвучил оператор, имевший прекрасный музыкальный слух.
После выхода “Мы из джаза”, в 1983 году Панкратов-Черный проснулся звездой. У него брали автографы на улице, узнавали за границей (картина была продана в более чем 50 стран). “Сначала у меня закружилась от успеха голова, но после это вселило оптимизм и желание работать дальше”, – говорил актер.
На одной съемочной площадке с Кареном Шахназаровым Александр Васильевич встретился снова на картине “Зимний вечер в Гаграх”. Поначалу режиссер видел в этой роли только Игоря Скляра – казалось, что Панкратов-Черный был для нее староват. Но Скляра не отпустили на съемки из театра. В итоге Александр Васильевич по восемь часов в день учился бить чечетку. А еще у него сложился прекрасный дуэт с Евгением Евстигнеевым, выпускником того же Горьковского театрального училища.
“Мы выходили в коридор и шептались, как будем играть. Потом рассказывали, что придумывали, Карену. Он заявлял, что ничего не понимает. Тогда Евстигнеев говорил: “Поезжайте в Нижний Новгород, поступите на актерское отделение театрального училища, и тогда будете нас понимать”, – вспоминал Панкратов-Черный.
Шахназаров взял однокурсника еще в один свой проект – на драматическую роль в картину “Палата №6”. Тогда стало ясно, что у Александра Васильевича огромнейший потенциал, и он мог бы сыграть множество ролей вне своего амплуа шутника и “человека-сюрприза”.
Еще один штрих к биографии юбиляра – любовь к поэзии и сочинительству. В 1996 году вышел первый сборник стихов Панкратова-Черного. А на открытии Храма Христа Спасителя Иосиф Кобзон исполнил песню на стихи актера “Господи, дай же мне волю”.