Текслер — РБК: «Похожие решения были во время Великой Отечественной»

Алексей Текслер (Фото: Сергей Булкин / ТАСС)

«Мы же понимаем, какое сейчас время»

 — Вы были одним из участников заседания экспертного совета при комитете Госдумы по бюджету и налогам, с которого фактически и началось публичное обсуждение налоговых изменений. На Урале много промышленных, в первую очередь металлургических, компаний. Как они оценивают повышение налога на прибыль до 25% и корректировки НДПИ?

— В целом с предстоящими изменениями все понятно: налог на прибыль вырастет, для металлургов увеличится НДПИ. Очевидно, что это повлияет на чистую прибыль компаний процентов на шесть, что, наверное, не критично в нынешних условиях. Но основная тема налоговых изменений для промышленности в другом: при увеличении на 5% налога бессрочным становится механизм инвестиционного налогового вычета (по действующему законодательству, он завершает работу в 2024 году. — РБК). Если активно инвестирующие компании смогут снижать налог на прибыль за счет инвествычета и таким образом компенсировать рост ставки, это будет самая идеальная система.

— А компании готовы инвестировать? .

— Металлурги инвестируют. Я пять лет работаю в регионе и каждый год, например, на ММК (Магнитогорский металлургический комбинат. — РБК) мы открываем новый объект. В этом июле компания завершит строительство новой коксовой батареи. Металлурги продолжают инвестировать, это связано и с повышением эффективности производства, и с экологической тематикой. У региона с компаниями подписаны соответствующие соглашения. Поэтому если будет сбалансирован вопрос инвестналогового вычета, то мы сможем дополнительно еще простимулировать активно инвестирующие компании. Это, наверное, сейчас основная история.

Любые налоговые инновации — это не просто ставки, это вопрос более комплексный. Если говорить про бюджет — это про то, на что пойдут деньги дополнительно. Если говорить про бизнес — это про то, что любые налоговые изменения в идеале должны иметь инвестиционный стимул.

— Но общая концепция налоговых изменений предполагает, что деньги уходят на федеральный уровень, не в регионе остаются.

— Так и есть.

— Вы, как губернатор, как это оцениваете?

— Объективно говоря, мы же понимаем, какое сейчас время. И если говорить о том, как наиболее эффективно перераспределять налоги, то, наверное, самое оптимальное — это, конечно, через федеральный бюджет. Иначе при росте налога на прибыль, вы же понимаете, богатые регионы станут богаче, регионы с низкими возможностями точно нет. Поэтому вопрос перераспределения через федеральный бюджет является оптимальным. Вы знаете, что поставлена задача выравнивать регионы по их бюджетной обеспеченности и так далее. Фактически делать это через федеральный бюджет объективно оптимальнее. Я сейчас говорю просто как эксперт в этом вопросе. Да, понятно, что для регионов, которые имеют серьезный потенциал и для которых налог на прибыль является ключевым налогом, доходов не прибавится, но посмотрим, как в будущем будет складываться ситуация.

— Насколько решение о списании 2/3 долгов для Челябинской области существенно?

— У нас потенциал для списания — это порядка 10 млрд руб., и для нас это незначительный ресурс, учитывая, что это на шесть лет будет распределено. Я не брал ни бюджетных, ни коммерческих кредитов, работая губернатором. Только специальные типа ИБК (инфраструктурные бюджетные кредиты. — РБК), СКК (специальные казначейские кредиты. — РБК). Мы метро строим на ИБК, к примеру.

Но в целом ситуация для регионов разная. Для многих регионов с невысокой бюджетной обеспеченностью списание не могло быть источником реальных инвестиций, дополнительных инвестрасходов. Но то, что мы обсуждали с правительством, это поддержано сегодня, что для регионов, у кого бюджетная обеспеченность 0,65% до выравнивания, таких регионов достаточно много, для них будут спецусловия списания, если они средства от списания направят на инвестрасходы по нацпроектам. Поэтому для многих регионов это очень хорошее решение, которое позитивно будет влиять на их возможности.

«Нужны смелые методы поддержки»

— Аналитики дают прогноз, что на предстоящем заседании ЦБ 7 июня регулятор вновь поднимет ключевую ставку. В совокупности с налоговыми изменениями и влиянием на прибыль может ли это потребовать дополнительной господдержки для предприятий?

— Да, я слышал такое мнение, о возможном повышении ставки, но прогнозировать не хочу. В целом повышение ставки для инвестиций — это плохо, что тут говорить. Что вообще нужно бизнесу для инвестирования? Длинные дешевые деньги. Поддержка государства, имею в виду бюджетную, она всегда ограничена. Хотя, например, инструмент фабрики проектного финансирования настроен в первую очередь на поддержку через бюджет. Этот механизм в целом неплохой, его надо докручивать.

— Докручивать в какой части?

— Давать более гибкие условия бизнесу. Например, там сейчас чуть снизили долю, с 20 до 15%, которую сам бизнес должен вкладывать в проект. Этот уровень надо держать как минимум, а лучше еще снижать. К механизму есть и вопрос залогов бизнеса, чтобы условия были более гибкие. У Минэка, кстати, есть сейчас хорошая процедура таксономии, когда идет сбор по приоритетам. В принципе, научились выбирать проекты. И, соответственно, механизм «фабрики» нужно делать максимально гибкий в этой связи, дополнительно выделять средства. Сейчас в бюджете под это, по-моему, порядка 500 млрд руб., надо увеличивать до 700–750 млрд руб. Это позволит дополнительно поддерживать инвестиционные проекты на 2 трлн руб. Я знаю, что правительство этим занимается. Надеюсь, что все получится. Но это, опять же, прямая, по сути, бюджетная и государственная поддержка инвестиционных проектов — это хорошо, ее нужно продолжать, особенно для приоритетных направлений. Но понятно, что на всю экономику такую поддержку не распространить, поэтому нужны более гибкие формы поддержки инвестиционной активности при такой ставке. И я думаю, что в целом это возможно именно за счет возможности отбора проектов по определенным критериям, через приоритизацию проектов, через таксономию, через инструменты ЦБ.

Нужно фондировать такие проекты более активно. В том числе и с применением цифрового рубля, например. Цифровой рубль может позволить не перетекать из инвестиционных денег к потребительским или только частично через зарплату, к примеру, которую выплачивают строителям. На мой взгляд, нужны смелые методы поддержки. Надо больше использовать новые возможности, на мой взгляд.

— А все эти проекты с таксономией — они должны отбираться через призму приоритетности ОПК или автономно?

— Это не только ОПК. Судостроение, авиастроение, станкостроение… То есть это такие комплексные направления. По ОПК сейчас достаточно мер поддержки, и они очень эффективны. Мы очень много их используем на предприятиях в регионе. У нас много примеров того, как и в годы Великой Отечественной войны, что наша промышленность все делает для победы.

«Это подтверждение рубежности времени»

— Как вы в 2022 году перестраивали работу с промышленным комплексом Челябинска, который должен был переориентироваться в какой-то момент на строго определенную сферу?

— Мы — регион, который всегда был оборонно-промышленным. Это известно. Челябинск-танкоград, легендарная Магнитка, три города трудовой доблести (Челябинск, Магнитогорск, Златоуст. — РБК)… Только у нас и в Свердловской области такое количество городов с таким статусом. Какие-то предприятия, которые традиционно работали в сфере ОПК, им понадобилось резко увеличить объемы производства, а это всегда и оборудование, и кадры, и, возможно, новые поставщики. Поэтому в «штабном режиме» мы эти все вопросы с каждым предприятием отрабатывали, помогали находить партнеров. Если нужна была государственная поддержка, помогали работать на федеральном уровне с Минпромом, с Министерством обороны. Где-то нарастили объемы производства те предприятия, которые работали в сфере ОПК. Часть предприятий — это вообще новые производства, которых раньше не было и они не занимались военными заказами.

— Это регион им такую задачу ставил или бизнес воспользовался ситуацией растущего спроса?

— Пятьдесят на пятьдесят. С каждым предприятием индивидуально отрабатывали. Некоторые были ведущими в своих направлениях, некоторые с нуля начали развивать новые компетенции и стали ведущими в части ГОЗа в масштабах страны. Я приведу просто один пример, это автозавод «Урал» в Миассе. Предприятие традиционно работает для оборонно-промышленного комплекса, выполняет гособоронзаказ. И как и в 1943 году, когда появился первый конвейер на «Урале», год назад было принято решение о строительстве нового конвейера. Я надеюсь, что в конце этого года — начале следующего мы его уже запустим. То есть это подтверждение рубежности времени — похожие решения были во время Великой Отечественной войны и сейчас.

 — Согласно заключению ЦБ, «переориентация компаний с экспорта своей продукции на внутреннего потребителя — одно из характерных проявлений происходящей структурной трансформации экономики». При этом, как отмечает регулятор, отчасти эти процессы уже наблюдаются, например на Урале, где ранее выпуск продукции местных предприятий во многом был ориентирован на экспорт. Замечаете ли тенденцию переориентации предприятий Челябинской области от экспорта на внутренний рынок?

— Это так и есть. Наша крупная промышленность — в частности, металлургия, машиностроение, — которая у нас практически вся санкционная, во многом переориентировались на внутренний рынок. В принципе, у многих это получается. Я думаю, что не выдам большой секрет: например, ММК сейчас полностью реализует продукцию на внутреннем рынке. Компания преимущественно работает с автомобильным сектором, и понятно, были просадки по спросу. Но сейчас в машиностроении дела обстоят гораздо лучше, заказы есть, в этой части все нормально. Если брать тот же «Мечел», у них основная специализация — это рельсы. Сейчас идет активная модернизация Транссиба и БАМа, потребность в этом тоже есть. Стройка в целом поддерживается на относительно высоком уровне. Так или иначе, все наши металлургические предприятия работают и на стройку. В тех сегментах, где их специализация является ключевой, они сегодня достаточно востребованы внутри страны.

Это не значит, что мы отказываемся от экспорта, нет. Особенно аграрно-промышленный комплекс у нас активно выходит, мы ежегодно растем в этой части. Наши средние предприятия активно работают. В Китай, например, у нас хорошо уходят макаронные изделия, крупы. Недавно мне показывали фотографии из китайского магазина с нашей мукой. Мы даже китайскую лапшу научились делать и отправлять на экспорт.

Мы оказываем административную поддержку компаниям — создаем выставочные павильоны, в Узбекистане, Баку, Минске, в Иране планируем открыть. Я регулярно встречаюсь с представителями дружественных стран, стараемся помогать развивать бизнес…

— Допустим, вы приезжаете, убедительно рассказываете, показываете достижения; но есть же очень утилитарные проблемы — с расчетами, риски вторичных санкций…

— Это общая проблема для страны. Я не скажу, что у меня есть какой-то отдельный рецепт в этой части. Но индивидуальная работа позволяет решать эти вопросы. Хотя, конечно, если говорить о проблеме расчетов, это то, что требует общегосударственной поддержки для бизнеса в этой части. Я знаю, что работа в этом направлении ведется.

— Увеличивали ли предприятия региона требования к безопасности? Пересматривали ли вы подходы к этому на фоне военного конфликта?

— Это один из основных вопросов, который постоянно обсуждаем вместе с бизнесом. Понятно, что особо пристальное внимание к нашим оборонно-промышленным предприятиям в части всесторонней охраны. Второе — это нашей транспортной инфраструктуре, в первую очередь железной дороге. По каждому из этих направлений есть конкретный план, который предусматривает различные мероприятия.

— С киберпреступлениями, попытками взлома критической инфраструктуры, часто сталкиваетесь?

— Это происходит постоянно. Поэтому, конечно, мы отдельно этим вопросом занимаемся, вместе с силовым блоком отрабатываем для снижения негативных последствий.

— Хватает ли вам кадров — и айтишников, и металлургов?

— Нет, и это, конечно, сегодня проблема номер один для всей страны. Хотя у нас самая низкая вообще за всю историю существования статистики в Челябинской области регистрируемая безработица — по-моему, меньше 0,4%; по методике Международной организации труда, общая безработица — 2%. И это притом, что только в промышленности у нас вакансий открытых около 17 тыс. Поэтому это проблема, конечно, с которой нужно работать всесторонне.

Мы, по-моему, одни из лидеров в стране по реализации всех видов мер поддержки для IT-индустрии. И специальная ипотека для айтишников…

—…которую сейчас собираются сокращать…

— Мы будем продолжать поддерживать прежние условия (регион сейчас дополнительно субсидирует 3%) за счет софинансирования из регионального бюджета. Айтишники для нас очень важны в настоящий момент. У меня есть идея на базе одного из наших вузов создать центр компетенций по кибербезопасности, и такой, чтобы они готовили лучших в этом направлении. Чем больше искусственного интеллекта в нашу жизнь входит, тем больше вопросов с кибербезопасностью.

— Вы сами к продуктам на базе искусственного интеллекта часто обращаетесь? ChatGPT пользовались?

— Было такое.

— Как опыт?

— Мне интересна история, например, и я считаю, что достаточно глубоко в теме. Поэтому ответы на те вопросы, которые я пока задаю таким системам, недотягивают. Но я понимаю, что идет их активное развитие и в каких-то вопросах этими технологиями вполне можно пользоваться.

«Что будет после того, как военные заказы начнут снижаться?»

— Не создает ли сейчас ситуация пузырь на рынке кадров, который лопнет и тех же айтишников и работников оборонки придется увольнять?

— С каждым предприятием мы проговариваем, что будет после того, как военные заказы начнут снижаться. На каких рынках будут работать эти предприятия. Как будет использоваться закупленное оборудование и нанятые люди. И я вам скажу, у нас по каждому предприятию есть понимание, на каких рынках и как они будут работать дальше. Вот что такое внедрение роботов на заводах? Один робот заменяет четырех человек. Но это не значит, что эти четыре уйдут. Это значит, что они останутся и объемы производства вырастут. Потенциал огромный. Мы анализируем те рынки, которые сегодня еще забиты иностранной продукцией, и обращаем на них взгляд и внимание.

— В каких сегментах вы видите потенциал?

— В основном — машиностроение. У нас оборонно-промышленный комплекс в основном представлен обрабатывающей промышленностью. И там потенциал еще колоссальный. УрФО, Ямал, ХМАО, Тюмень, где работают наши нефтегазовые компании, потенциал огромный.

— А были предприятия которые к вам за последние пару лет приходили и говорили «все, работать не можем и не хотим»?

— Нет такого. Мы же опорный край державы. У нас, знаете, когда мобилизация началась, ни одного деятеля культуры, общественных деятелей, которые бы собрались и уехали. Я лично таких людей не нашел у нас в Челябинской области.

 — У вас есть оценка, какой процент работающих в Челябинской области уйдут за границу дохода 2,4 млн руб. и будут платить повышенный НДФЛ?

— Средняя зарплата в регионе — это 67,5 тыс руб. в месяц. Соответственно, если мы говорим про 200 тыс руб. как порог, это в три раза еще потенциал. Тех, кто сейчас превышает, 4% из работающих.

— Разделяете ли вы опасения, что категория сверхбогатых может увести свои доходы в серую зону, а пятиступенчатую модель можно упростить?

— Вы знаете, это можно обсуждать, но мне кажется, что сама «лесенка» может эффективно работать — эффективная ставка будет всё равно всегда ниже, чем заявленный порог. Это первое. Второе, на что нужно обязательно обращать внимание, это, конечно, набор вычетов, который сейчас предлагается, в первую очередь для семей с детьми. Фактически реально можно для таких семей даже понизить ставку НДФЛ, и это важно. Так же, как воспользоваться вычетом, например, по медицине, по спорту и так далее. Следующее, как я уже говорил, налоговая система — это не только про ставки, но это про то, на что эти средства пойдут. Заявлено, что эти средства дополнительно будут аккумулироваться в федеральном бюджете, они пойдут на помощь многодетным семьям, на реализацию национальных проектов. И это, на мой взгляд, тоже очень важно — понимание общества, что эти средства пойдут на поддержку в первую очередь семей с детьми. А дети — это наше будущее, что там говорить, это понятно и очевидно.

А к вопросу, будут ли те, кто зарабатывает больше среднего, уходить в тень, — такой риск, конечно, существует. Но сегодняшние возможности контроля и мониторинга этих вопросов, на мой взгляд, они достаточно высокие.

Есть некий консенсус в обществе: если лет 25 назад кто уйдет от налогов, он, условно, молодец, то сейчас наоборот. Это очевидно не поддерживается обществом. Поэтому, наверное, эти риски, они избыточны. Процент тех людей, которые за 22% уйдут, его очевидно можно отдельно мониторить.

«Инвестиционная привлекательность — это создание условий»

— Челябинская область стала объектом пристального внимания в начале года на фоне громких дел, связанных с приватизацией, и получила неофициальный статус «столицы национализации». Например, дело владельцев ЧЭМК. Когда вы сами узнали о проверках и претензиях прокуратуры? Какие были претензии?

— У меня к ЧЭМК был вопрос соблюдения наших экологических соглашений. Я, собственно, об этом и говорил. В этой части претензии были, о чем я докладывал президенту.

— Предприятие перешло государству. Партнером проекта по переносу производства за черту города будет «Ростех». Должен появиться еще соинвестор. Выбран ли он и какие у вас как главы региона к нему требования?

— Поживем — увидим. Локацию под новое производство мы будем выбирать вместе с новым инвестором. Когда это произойдет, пока не решено. Весь цикл переноса производства займет порядка семи лет. Как будет выбран инвестор, будем садиться и разговаривать на эту тему. Пока у меня понимание такое.

А ко всем инвесторам одно требование — это экология и социальные вопросы, связанные с коллективом.

— Кроме ЧЭМК также весной в пользу государства были переданы и «Кубань Вино», и «Макфа». Не видите ли вы этом риска инвестиционной привлекательности региона?

— Предприятия все работают. Задача — чтобы они продолжали работать. Инвестиционная привлекательность — это что? Создание условий. Все обстоятельства, о которых вы сказали, времена давно минувших дней. Я не думаю, что сейчас, когда речь идет о нынешних проектах, новых проектах, что есть какие-то риски в этой части.

«Одно из наших преимуществ — это наличие агломерации Челябинск — Екатеринбург».

— Вы недавно подтвердили, что планируете избираться на новый губернаторский срок. Какие задачи для себя вы ставите дальше?

— Во-первых, много проектов начато интересных, надо их завершить. Про Челябинскую область много стереотипов. И мне кажется, ряд этих стереотипов нам удалось за последние пять лет поломать. И это хорошо. У нас очень красивый регион. Это не только промышленность, мы и агропромышленный регион. У нас красивые, с большой историей города, населенные пункты, у нас великолепная история, природа, горнолыжные и прочие курорты. Будут новые проекты, и старые локации будем развивать, чтобы люди могли приезжать и менять свое мнение о Челябинской области. Часть проектов надо завершить. В целом задачу, которую я себе ставлю, — я хочу, чтобы жители региона воспринимали нашу область как в некотором смысле столичную. Понятно, столица нашей родины — это Москва. Имеется в виду, что все возможности, которые есть в столице, чтобы они были доступны в Челябинской области, вот в таком смысле воспринимали.

— А соседний Екатеринбург, он более столичный?

— Я не знаю, я ни с кем нас не сравниваю, мы уникальны. Но при этом одно из наших преимуществ — это наличие такой агломерации Челябинск — Екатеринбург. Есть Московская агломерация», Санкт-Петербургская агломерация.. Мы — третья агломерация вообще в стране; я имею в виду, что между нами, Челябинском и Екатеринбургом, всего 200 км. Поэтому это только потенциал на плюс, потому что любые агломерации, они самые активные в экономическом плане. И я бы хотел, чтобы мы закрепили те положительнее тенденции, которые есть сейчас, и их усилили.

Источник РБК